Джеймс Хайнс - Расклад рун

Вирджиния прикрыла щеку ладонью и бросила ошалевший взгляд на Беверли. Но Беверли не смотрела на нее, она примостилась на четвереньках у ступенек, что вели к президиуму, и устремила ненавидящий взор на Карсвелла. Вирджиния хотела повернуться на стуле таким образом, чтобы щека с отклеивающейся бородой была направлена в противоположную от аудитории сторону, но в таком случае ей придется смотреть в стену, и она не увидит, что будет происходить за кафедрой. Вирджиния прижала бороду к виску в надежде, что она приклеится, однако стоило ей отнять руку, как борода приклеилась к пальцам, и она отодрала от лица еще целых полдюйма. Ничего не оставалось, как снова прижать руку к щеке, опустить локоть на стол и внимательно взглянуть в зал: не заметил ли кто-нибудь происшедшего с ней?

В зале, пребывавшем в неописуемом волнении, даже в передних рядах никто не обращал на Вирджинию ни малейшего внимания, все взгляды были устремлены в центр сцены. Теперь все говорили в полный голос, так, словно присутствовали не на научной конференции, а на вечеринке. Оппенгеймер отчаянно призывал присутствующих к порядку. Боб Доу на своем дальнем стуле астматически пыхтел, сунув руки под мышки.

Вирджиния повернулась к Карсвеллу, и ее сердце замерло. Он смотрел прямо на нее, и, как только их взгляды встретились, губы его изогнулись в неком подобии зловещей ухмылки.

Он узнал меня, подумала Вирджиния. Он заметил, что у меня отклеилась борода. Слишком поздно!

Тут Карсвелл медленно покачал головой, его улыбка стала шире, дружелюбнее, он как бы приглашал ее себе в союзники. Вы же понимаете, не так ли? – говорил его взгляд. Вы же знаете, откуда я. Вирджиния похолодела от ужаса. И по мере того как шум в аудитории нарастал, Карсвелл одними губами произнес, обращаясь к Вирджинии, как мужчина мужчине.

– Сучки, – произнес он, беззвучно шевеля губами.

– Послушайте! – рявкнул Оппенгеймер тоном того самого сержанта, каким он когда-то был в Корее. – Позвольте мне предложить компромиссное решение.

Толпа немного успокоилась, и Вите пришлось проглотить то, что она собиралась сказать, остановившись на середине предложения.

– Профессор?… – Оппенгеймер сделал жест в сторону Виты. – Мне очень жаль, я не имею чести знать вашего имени.

– Ви… Ви… Ви… Вита, – начала она, чуть не взвизгнув от смущения.

– Ну что ж, профессор Вита, – продолжал Оппенгеймер, – может быть, вы окажете нам честь и пройдете сюда. На сцену?

– Я? – Вита прижала руку к горлу. – Я… я… я…

– Вот-вот, ты, ты, ты, – крикнула какая-то разбитная девица с передних рядов.

«Пожалуйста, не загоняйте ее сюда!» – взмолилась про себя Вирджиния, еще ниже склонившись над столом и прижав руку к лицу. Не заставляйте меня пожимать ей руку.

– Или, – продолжал Оппенгеймер, оценив состояние Виты, степень паники, в которой она пребывала, и придя к выводу, что все ее мужество уже исчерпано, – может быть, присутствующие здесь коллеги выберут своего представителя.

Толпа зашевелилась, особенно наглые девицы с первых рядов. Устремив взгляд на передний ряд, Оппенгеймер добавил, повысив голос:

– Естественно, цивилизованным и разумным способом…

– Цивилизованным? – переспросила наглая девица из переднего ряда и встала.

– Разумным? – повторила вторая, поднимаясь. Поднялся весь ряд. Они стояли, распрямляя плечи и потягиваясь.

– Замолчите!

– Кто-то назвал мое имя?

– Идем по головам!

С радостными возгласами бой-бабы с переднего ряда поднялись на сцену и, не обратив никакого внимания на ступеньки, вспрыгнули прямо к столам президиума. Толпа подалась вперед; на какое-то мгновение Вирджинии показалось, что они сейчас всей своей массой рванут на сцену, но все просто приподнялись со своих мест, чтобы лучше разглядеть, что происходит в передней части зала. Слышался громкий топот ботинок девиц из первого ряда по дощатому полу. Они остановились перед столами президиума по обе стороны от кафедры, озаряя зал наглыми белозубыми улыбками, словно байкеры, ворвавшиеся на собрание школьного родительского комитета. Одна из них, с серебряным гвоздиком в носу, с хищной улыбкой остановилась перед самой кафедрой на расстоянии вытянутой руки от Карсвелла. Карсвелл вынужден был встретиться с ней взглядом, но в его глазах, даже несмотря на это, продолжало гореть зловещее пламя.

– Коллеги, пожалуйста, прошу вас!

Оппенгеймер подошел к Карсвеллу, словно желая преградить к нему путь девице с серебряным гвоздиком в носу. Ему, как ни странно, удалось сохранить спокойную интонацию. В голосе слышалась не тревога, а только лишь естественное возмущение интеллигента.

– Я надеялся, что аудитория сможет выдвинуть одного или двух своих представителей, – сказал он, положив руку на кафедру перед Карсвеллом. – И убедительно прошу уважаемых дам снова вернуться на свои места…

Он употребил в высшей степени неудачное слово.

– Дамы! – крикнула девица с гвоздиком в носу, и весь их строй по обе стороны от кафедры подпрыгнул и перемахнул через столы.

Бутсы одной из них перелетели прямо у Вирджинии над головой.

Присутствующие затаили дыхание, многие вскочили на ноги. Оппенгеймер резким движением отстранил Карсвелла от девицы с гвоздиком в носу. Карсвелл шипел на нее, точно кот, готовый ринуться в драку, а она в ответ рычала и клацала зубами. Боб встал и тут же лицом к лицу столкнулся с одной из девиц, рывком поправляющей джинсы и кожаную куртку. Со стоном он рухнул на пол, словно тяжелый мешок, набитый всякой дрянью. Тем временем Вита прокладывала себе путь по проходу, ловко расталкивая сидевших там женщин и размахивая руками.

– Нет! – кричала она. – Это не то, что!… Это не то, что я!… Вирджиния вдруг обнаружила, что тоже стоит, прижав руку

к щеке. Рядом с ней выросла фигура молодой женщины с обнаженными плечами, в кожаном жилете, напоминавшем форму среднего полузащитника в американском футболе.

– Эй, ты, Пойндекстер [15], что, зубы болят?

– Профессор Юнгер! – рявкнул Оппенгеймер поверх плеча Вирджинии. – Помогите профессору Доу!

Вирджиния протиснулась мимо «полузащитницы», опустив глаза и бормоча: «Извините»… и застыла от ужаса, так как на сцену, безумно размахивая руками, поднялась Вита.

– Так нельзя! – кричала она, перешагивая через распростертого на полу Боба Доу.

В это мгновение канзасец открыл глаза, приподнял голову и увидел нависающее над ним грузное тело Виты. Глаза Доу закатились, и он снова погрузился в глубокий обморок, с громким стуком ударившись головой об пол.

Одновременно девицы, атаковавшие сцену, окружили Кар-свелла и Оппенгеймера у кафедры, самая высокая из них подлезла под стол и вылезла с противоположной стороны, явив обоим мужчинам неожиданную угрозу сзади. Вита прыгала по сцене взад и вперед, пытаясь разнять участников потасовки у кафедры, с неожиданной силой расталкивая крепких воительниц. Оппенгеймер, обеими руками обхватив Карсвелла, пытался удержать его от столкновения с маленькой полногрудой девицей с золотым колечком в уголке губы. Карсвелл, брызгая слюной, уже несколько минут обменивался с ней грубыми оскорблениями. Все орали друг на друга.