Монтегю Джеймс - Заклятие рунами

Монтегю Родс Джеймс (1862–1936), видный ученый и знаток древностей, на 30 лет моложе другого знаменитого профессора, доктора Доджсона, более известного как Льюис Кэрролл. Джеймс был автором многочисленных трудов в области филологии, палеографии, религиоведения, медиевистики, изучал Библию и апокрифы, создал уникальные каталоги средневековых рукописей. Долгие годы он пробыл на посту декана Королевского колледжа Кембриджа и до самой смерти руководил Итоном, привилегированной школой-интернатом для мальчиков.

В то же время Монтегю Джеймс — или «Монти», как его звали окружающие, — был душой всякой компании, страстно увлекался любительским театром, обожал розыгрыши и дальние велосипедные прогулки.

М. Джеймс считается классиком английской литературы в жанре «рассказа с привидением», весьма почтенном и хорошо разработанном жанре, которому воздали должное очень не похожие друг на друга писатели, включая безоговорочных классиков: В. Скотт, Ч. Диккенс, У. Коллинз, Генри Джеймс, Р. Киплинг, О. Уайлд, Г. Уэллс, У.С. Моэм, ЛЛартли, Г. Грин, Мюриэл Спарк. Нельзя не отметить, что за этот жанр весьма ратовал великий Диккенс и охотно предоставлял для него страницы своих литературных журналов, где публиковались многие из перечисленных выше авторов.

Некоторые литературоведы по привычке относят жанр «рассказа с привидением» к «несерьезным забавам серьезных людей»; другие считают его разновидностью литературной «страшной сказки»; третьи относят его к произведениям фантастики, хотя и всякая сказка — уже обязательно фантастика. Так или иначе, но в каждом из рассказов Монтегю Джеймса — на каком бы заурядном бытовом фоне ни развивалось действие — всегда есть место для вопроса: «А все-таки если?..»

Дорогой сэр!

По поручению Совета нашей ассоциации возвращаю Вам рукопись доклада на тему «Истина алхимии», которую Вы любезно предоставили в наше распоряжение, намереваясь выступить на нашем ближайшем семинаре, и уведомляю Вас, что Совет не считает возможным включить Ваш доклад в повестку дня.

Искренне Ваш,

секретарь Совета

18 апреля 190… г.

Дорогой сэр!

15 апреля 190… г.

Очень сожалею, но, будучи весьма загружен делами, не имею возможности уделить время для ответа на Ваши вопросы относительно предложенного Вами доклада. Уведомляю Вас также, что нахожу, мягко говоря, неэтичным Ваше стремление выяснять что-либо на этот счет у членов комиссии нашего Совета. Соблаговолите принять мои уверения в том, что представленный Вами доклад был рассмотрен с максимальным вниманием и отклонен лишь после консультации с самым компетентным в данной области специалистом. Разумеется (и даже вряд ли стоит об этом особо упоминать), ничье субъективное мнение не могло оказать ни малейшего влияния на принятое Советом решение.

Убедительно прошу Вас поверить…

20 апреля 190… г.

Я, секретарь ассоциации, убедительно прошу довести до сведения мистера Карсвелла, что мы не имеем никакого права называть ему фамилии тех, кому был передан на рецензию его доклад. Также прошу сообщить ему, что я более не имею возможности вести с ним переписку по данному вопросу.

— Ах, моя дорогая, в данный момент этот Карсвелл — человек очень и очень сердитый. А больше я, пожалуй, ничего существенного о нем не знаю, кроме того, что у него есть кое-какое состояние, он живет в аббатстве Лаффорд в Уорикшире; он, безусловно, увлечен алхимией и желает сообщить нам об этой науке как можно больше. Вот, собственно, и все, разве что я не желаю его видеть, по крайней мере, ближайшие недели две. Ну а теперь, если ты готова, нам, кажется, пора отправляться.

— Но чем же ты умудрился его разозлить до такой степени? — спросила жена.

— Тривиальнейшая вещь, дорогая: он прислал рукопись доклада, который намеревался прочесть на нашем ближайшем заседании, а мы передали ее Эдуарду Даннингу — практически единственному настоящему специалисту в этой области. Даннинг сообщил, что доклад абсолютно безнадежен, так что заявку Карсвелла мы отклонили. С тех пор он забрасывает меня письмами. Последнее, что он потребовал, — имя человека, кому мы отдали на рецензию его бредовый доклад. Мой ответ ты уже прочла. Но ради Бога, никому об этом ничего не говори.

— Да уж, действительно не стоит. Но разве я когда-нибудь выбалтывала твои секреты? Ах, как мне хотелось бы надеяться, что этому Карсвеллу не удастся узнать, что рецензентом был мистер Даннинг, бедняга!

— Бедняга? Мистер Даннинг? Не понимаю, почему ты его так называешь; напротив, это вполне счастливый и обеспеченный человек. Масса увлечений, прекрасный уютный дом, занимается, чем хочет…

— Я всего лишь хотела сказать, что мне будет очень жаль, если этот Карсвелл все-таки что-то узнает…

— А, ну да, разумеется! Тогда Даннингу, пожалуй, действительно не позавидуешь.

В тот день секретарь с женой были приглашены на ланч к друзьям, которые были родом как раз из Уорика, так что жена секретаря уже решила, что осторожненько выведает что-нибудь о мистере Карсвелле. Впрочем, задавать наводящие вопросы не пришлось: хозяйка дома уже в самом начале разговора вдруг заметила, обращаясь к мужу:

— Знаешь, сегодня утром я видела этого «настоятеля» Лаффорда.

Хозяин присвистнул:

— Да неужели? Что же ему понадобилось в Лондоне?

— Господь его знает; я проезжала мимо Британского музея, а он как раз выходил из ворот.

Так что вопрос гостьи прозвучал вполне естественно: это действительно настоятель аббатства?

— Ну что вы, дорогая, он купил аббатство несколько лет назад, а настоящее его имя Карсвелл.

— Вы поддерживаете с ним отношения? — спросил секретарь, подмигнув жене.

Вопрос его буквально потонул в потоке бурных разъяснений. В общем-то, ничего особенного о Карсвелле сказать было нельзя, ибо никто толком не знал, чем он там, у себя в аббатстве, занимается, а слуги его были один отвратительнее другого. Он, вроде бы, изобрел какую-то собственную религию и совершал никому не ведомые отвратительные обряды; к тому же он был страшно обидчив и никогда никому ничего не прощал; и у него было поистине ужасное лицо (так утверждала хозяйка дома, ее муж колебался относительно подобной оценки). По словам обоих, Карсвелл не совершил ни одного доброго поступка, а его отношение к окружающим носило исключительно зловредный характер.

— Ну будь же хоть немного милостивее к бедняге, — прервал свою жену хозяин дома. — Ты что, забыла, как он старался развлечь детишек в местной школе?

— Ну как же, забыла! Впрочем, хорошо, что ты об этом упомянул: уже одна эта история достаточно его характеризует.