Джеймс Хайнс - Расклад рун

– Как он умер? – прошептала Вирджиния.

– Все списали на несчастный случай, но история была действительно очень странная. Он упал с дерева рядом со своим домом…

Вирджиния больше ничего не слышала. Ей показалось, что свет в комнате стал каким-то тусклым, ветерок, дувший в открытое окно, вдруг приобрел промозглое осеннее дыхание, неся с собой предчувствие близкой и мрачной зимы. Вирджинии вспомнилось миннесотское детство, не баловавшее ее теплом.

– Мне пора, Джинни, извини, – сказала Элизабет. – Через час у меня встреча с адвокатом.

– Прости, я не знала, – произнесла Вирджиния, изо всех сил стараясь сосредоточиться.

Конечно, у Лиззи проблем сейчас тоже хватает, и они совсем не легче ее собственных. А может быть, и посложнее.

– Послушай, я прекрасно понимаю, какой все это позор и как несправедливо. – Элизабет сделала паузу, будто стараясь совладать с эмоциями. А затем выпалила: – Черт, конечно, хуже, чем просто несправедливо. Гадко, преступно. Но если бы я была на твоем месте, Джинни, клянусь Господом Богом, я бы пошла на все, что он требует. Черт с ним, пусть ставит свое имя на твоей статье. Борьба с ним обойдется тебе гораздо, гораздо дороже, чем унижение. Позволь ему удовлетворить свое тщеславие. Ведь, пойми, будущее за тобой, а не за ним. Когда ты включишь свою статью в качестве главы в книгу, то сможешь сунуть его презренное имя куда-нибудь в самый конец списка с выражением признательности. Но сейчас, девочка, поверь, у тебя в самом деле нет другого выбора.

Вирджинию била такая дрожь, что она не услышала почти ничего из сказанного Элизабет. Она понимала, что следует спросить Лиззи о ее проблемах, позволить подруге хоть немного выговориться, но единственное, чем были заняты ее мысли, было внезапное исчезновение желтого рекламного щита с маленькими синими буковками. Вирджиния вспомнила, что записала текст на оборотной стороне своей статьи. Она с отвращением перевела взгляд в сторону стеллажа с бумагами. Если бы она сейчас закрыла глаза, то увидела бы эту надпись, сделанную ее собственным почерком на оборотной стороне последнего листа статьи: «Джон Харрингтон. У него было три месяца».

– Как Шарлотта? – едва выговорила она, взяв себя в руки.

Ей не хотелось упоминать о почти уже бывшем муже Элизабет, высокомерном мелком проныре по имени Пол, которого Вирджиния никогда не любила, и потому она спросила Элизабет о ее любимой кошке. И явно попала со своим вопросом впросак. При имени Шарлотты у Элизабет перехватило дыхание, а у Вирджинии возникло ощущение, что подруга готова вот-вот расплакаться.

– Наш мир все еще принадлежит мужчинам, – горько произнесла Элизабет; чувствовалось, что ей трудно говорить. – Чтоб они все провалились к чертовой матери!

В тот вечер Вирджиния позволила себе, как выражалась ее мать, «побыть немного Скарлет О'Хара» – забыть до конца дня о случившемся. Она подумает об этом завтра.

Ведь в конце концов, как часто говаривала мама, по-миннесотски воспроизводя стиль красавицы-южанки в исполнении Вивьен Ли, утро вечера мудренее.

Вирджиния отправилась в большой супермаркет, расположенный у подножия холма, за энчиладами [2], затем вернулась домой, накормила Сэма – весьма добродушного, но глуповатого персидского кота Чипа. Потом вяло слонялась по дому в шортах и майке, занималась уборкой, наслаждаясь теплом техасского летнего вечера. Закончив с делами, легла в постель и включила телевизор.

Наконец она заснула за просмотром телевизионного фильма о туристах, оказавшихся жертвами последователей какого-то языческого культа. Одну из ролей в фильме исполняла актриса, играющая мать в известном телесериале. Чип наверняка вспомнил бы ее имя, подумала Вирджиния, обняв подушку и чувствуя, как тяжелеют и закрываются веки.

Она проснулась, обнаружив, что смотрит на Леттермана, склоняющегося над письменным столом и протягивающего руки к какой-то нервно улыбающейся юной актрисе. Вирджиния выпрямилась и потянулась за пультом.

– Как здесь холодно! – произнесла она вслух, отключая Дейва посередине страстных объятий.

Потом встала и пошла по дому в сопровождении Сэма, лихорадочно растирая локти, выключая все вентиляторы и закрывая все окна. Наверное, прорвался холодный фронт, подумала Вирджиния, однако, глянув из переднего окна на красновато-зеленое небо над Ламаром, обнаружила звезды на абсолютно чистом небосклоне. Ни одной темной тучки, ни сверкания молний, ни звуков грома, доносящихся из прерий. Она взяла кота на руки, чтобы согреться, и вернулась вместе в ним в спальню, но Сэм сразу же спрыгнул с кровати на пол и куда-то убежал. Даже при закрытых окнах Вирджинии было страшно холодно, поэтому она натянула теплые колготки, пару носков, надела теплую майку, а из кроватного ящика извлекла толстое одеяло. Натянув все на себя и укутавшись потеплее, Вирджиния заснула.

И очень скоро проснулась – кто-то вспрыгнул к ней на кропать и подлез под одеяло рядом с подушкой. Это был всего лишь Сэм. Он часто так делал: залезал на подушку Чипа и сворачивался клубочком. Но сегодня он ее испугал. Вирджиния подняла голову и увидела темный силуэт кота на фоне светящихся красноватыми огоньками цифр электронных часов. Половина третьего ночи. Вирджиния вздохнула, пробормотала что-то ласковое Сэму и снова стала погружаться в приятную дрему под уютное мурлыканье кота.

Затем она проснулась уже от совершенно определенного звука – закрывался ящик шкафа с бумагами. В течение какого-то мгновения Вирджиния не могла ничего понять – разбудил ли ее шум, или она вначале проснулась и только потом услышала этот звук, но то, что она его слышала, сомнений не вызывало. Глухой стук ящика, скользящего в пазах, затем удар по задней стенке, щелчок замка и едва заметная вибрация металла.

Вирджиния резко приподнялась и села. От ужаса у нее перехватило дыхание, сердце бешено колотилось. Вокруг было темно и жутко холодно. Она бросила взгляд на часы и ничего не увидела. Красных огоньков не было, часы не работали. Отключилось электричество, подумала Вирджиния. В центральном Техасе в августе вполне обычная ситуация: сильный ветер мог повредить линию электропередачи или свалить трансформаторную будку. Однако электричество отключилось почему-то только в ее доме: Вирджиния глянула в приоткрытую дверь спальни и увидела тусклый луч уличного фонаря, проникающий сквозь незанавешенное окно гостиной.

Она глубоко вздохнула, ощупала подушку в поисках Сэма и обнаружила, что кот сидит. Он настороженно поднял голову и навострил уши. Сэм явно услышал нечто необычное.

Вирджиния тоже прислушалась. Дому было около семидесяти лет – даже кот не смог бы пройти по его неровному полу так, чтобы не заскрипели старые доски, – и все же слышно ничего не было: ни шагов, ни шороха одежды, ни дыхания. Она попыталась взять себя в руки, наклонилась к краю кровати, потянулась за фонариком, лежавшим рядом с кроватью на столике, и за бейсбольной битой, которую на всякий случай тоже держала рядом с кроватью. Затем повернулась, опустила ноги на пол и, отбросив одеяло, встала.