Анатолий Жуков - Судить Адама!

– Мы анкерные болты туда замастырили, – радовался Куржак. – Теперь ставь мясорубки и жми на всю железку. У них же производительность знаешь какая – запросто два нынешних плана дадим!

Ручьев тоже возрадовался, но тут же и озаботился: комбинат работает на местном сырье, новое оборудование надо еще суметь загрузить. Позвонил директору местного совхоза Степану Мытарину, и сразу удача: там четырех коров убило током и племенной бык ногу сломал – пять мясных туш бери хоть сейчас. Мытарин уже звонил на областной мясокомбинат, но там соглашаются взять только быка, хотя коровы освежеваны сразу после беды, их мясо можно использовать в пищу. Врачебную справку они предъявят.

– Везите! – сказал Ручьев с воодушевлением. – Если еще что-то такое будет, возьмем без разговоров. Производственные мощности теперь увеличились.

– Так я пойду за» мясорубками, Семеныч? – Куржак поднялся, натянул на лысеющую голову берет.

– Давай действуй. К вечеру поставите, и завтра с утра можно пускать. Месячный план, думаю, одолеем.

– Запросто! Только к этим мясорубкам парочку рабочих надо, хорошо бы мужиков. У меня лишних нет, у Веры если. Только уж ты сам, Семеныч, и на меня не ссылайся, а то опять мы с ней поругаемся до разводу.

– Хорошо, я с ней поговорю. Не придумаешь ли новое название комбинату?

– Не мастер я на такие дела.

– А ты подумай, подумай.

Куржак неловко постоял, переминаясь с ноги на ногу, предложил неуверенно:

– «Спокойная жизнь» – подойдет? – Увидел кривую улыбку Ручьева, развел руками: – Я же говорил, не мастер. Пойду…

О рабочих Ручьев договорился с Верой по селекторной связи. Хитрая, чертовка. Упиралась, набивала цену, жаловалась: у меня только два мужика, доску передовиков с вашей секретаршей сейчас устанавливают, но так и быть, не пожалею для родного комбината, отдам последних. А эти последние – Федька Черт да Иван Рыжих – известные выпивохи, нигде подолгу не задерживаются, кроме рыболовной артели. Что ж, пусть так. Возможно, в колбасном-то и приживутся: на новых машинах, если обеспечить полную нагрузку, заработки будут хорошие.

– Комбинат по-новому не наречешь? – спросил Ручьев в микрофон.

– «Дружная семья», – выдала с ходу Вера.

– Приятно слышать оптимистические речи. Молодчина.

Ручьев отключился, достал новую сигарету, прикурил и опять взял папку с годовым отчетом. Сдвинем мы свое дело, понимаешь, раскочегарим, и тогда уж, извини-подвинься, нас не остановишь!

После десяти, когда в учреждениях прошли оперативки и летучки, когда служилый люд настроился на очередные свои мероприятия и взялся за их выполнение, девятый вал текучки накрыл и подмял под себя именно Ручьева – пищекомбинат всегда стоял в центре забот самого широкого круга хмелевцев.

Телефоны будто озверели и хватали молодого директора то сразу оба, то напеременку, селектор мигал сигнальной лампочкой и кричал то женским, то мужским голосом, двери кабинета перестали закрываться, из приемной тоже доносились деловые голоса.

Такой вавилон бывал здесь не постоянно, а четырежды в году по нескольку дней, когда конец месяца совпадал с концом отчетного квартала, полугодия и года. Пощады в эти дни не было даже от самых мирных и терпеливых.

Председатель райпотребсоюза Заботкин, человек положительный, понимающий, хозяйственный, знал положение нового директора, но все равно нажимал на него по телефону, как обвинитель на преступника:

– Пойми, Ручьев, ты режешь всех без ножа. Мы должны обеспечить население мясными продуктами, а ты недодаешь и сосисок и сарделек. С нас требуют качества, а колбаса у тебя резиновая, не прожуешь и железными зубами. До конца полугодия осталось четыре дня, план по выручке трещит, а вы на три недели получку задержали. А знаешь кто виноват? Ты и твой бухгалтер.

Ручьев невольно стал оправдываться: это Башмаков, паразит такой… И смутился: в кабинет торопливо вошла Нина Башмакова с платежным поручением. Он быстренько закруглился:

– Зарплату сегодня выдадим. Не сердись и успокой своих продавцов. Не подскажешь ли новое название нашему комбинату?

– «Старая говядина». – И Заботкин бросил трубку.

– Вот здесь и здесь, – показала ноготком Нина. – И заверьте печатью. – Внимательно посмотрела на Ручьева, встревожилась: – Что-то вы бледный, Анатолий Семенович? Не заболели?

– Да накурился натощак, не завтракал, а тут звонят, кричат, минуты спокойной нет. – Он подписал поручение, пришлепнул печать, сунул резинку в карман. – В буфет бы сбегать, да недосуг. И что тут у вас такая суета?

– В конце отчетного периода всегда так. Я вам сейчас колбасы принесу. Отец в такие дни всегда здесь завтракал. Нарежет кружочками – в карман, сидит работает и достает по одному. Я сбегаю в цех за свеженькой…

В дверях она разминулась с небольшим, аккуратным мужчиной, отглаженным, в галстучке, с черной папочкой на молнии. Он прошел к столу, слегка поклонился:

– Взаимнообоюднов Дмитрий Семенович, инструктор райисполкома и внештатный лектор общества «Знание».

– Очень приятно. – Ручьев привстал. – Чем могу?

– Как инструктор я пока знакомлюсь, вхожу, так сказать, в курс… Я недавно из армии, по сокращению штатов… Там тоже занимался лекторской работой внештатно, и вот здесь ввели в районное отделение общества «Знание». Как вы, вероятно, догадываетесь, к концу полугодия у нас остались «хвосты» по отдельным темам. По атеистической, например.

– У нас больше молодежь, неверующие.

– Возможно. Но есть люди и старших возрастов, а поскольку атеистическая пропаганда является составной частью идеологической работы с массами…

Ладненький Взаимнообоюднов говорил приветливо, голос у него– был звучный, приятного тембра, доверительный, – будущий Митя Соловей! – и Ручьев сдался, разрешил антирелигиозную лекцию на один час.

– Вы необыкновенно добры. – Взаимнообоюднов приложил руку к сердцу, – спасибо! Никогда не забуду! Но если бы вы разрешили еще одну лекцию. Как раз наступит обеденный перерыв, и они послушают.

– Обеденный перерыв предназначен, кажется, для обеда.

– Я не помешаю, пусть кушают. К тому же лекция интересная, научная: «Есть ли жизнь на других планетах?»,

– На других планетах? – Ручьев усмехнулся. – Да у нас план горит, полугодие кончается…

– Простите, но у нас тоже план и тоже конец месяца, квартала и полугодия…

Ручьев взял трубку красного, взвизгнувшего телефона и, отбиваясь от очередного просителя, сочувственно поглядел на новенького лектора. Мать что-то такое хорошее говорила о новом сотруднике, и фамилия у него улыбчивая, редкая.

– Знате что, – решил Ручьев, закончив телефонный разговор, – Вот вам микрофон, садитесь за тот конец стола заседаний и читайте, а в цехах послушают. Между делом.