Игорь Ефимов - Неверная

25 марта, утро. Снова раздавленное животное на крыльце. На этот раз – енот. Видимо, был подброшен ночью. Надо будет разузнать, какие существуют системы сигнализации против непрошеных визитеров. Сфотографировала енота полароидом, прежде чем убрать в мусорный бак.

29 марта, вечер. Позвонила соседка, попросила разрешения зайти. Пришла и в смущении положила на стол конверт: «Это было в моем почтовом ящике». Я открыла конверт, извлекла страничку с фотографией. Обнаженная девушка возлежала на атласной кушетке. Под картинкой была подпись: «Как раз сегодня я свободна – не упустите счастливый шанс». След ножниц на шее был почти незаметен. Но все равно мое лицо, приклеенное к прелестному телу, выдавало подделку. Морщины, бледность, усталость… «Конверт без марки, – сказала соседка. – Значит, кто-то должен был подбросить его рукой. Мог и в другие ящики тоже».

2 апреля, вечер. Звонок от сына, очень сердитый. «Хочешь знать, что я получил сегодня по почте? Смету из похоронного бюро. Стоимость гроба, цена места на кладбище, рытья могилы – все расписано. Если мои родственники захотят гроб подороже, сейчас как раз удачный момент – на них предоставляется скидка 30%. Так что все вместе обойдется в какие-нибудь шесть тысяч – сущие пустяки. Я позвонил в бюро – они ответили, что заказ на смету получили по телефону и вот послали по указанному адресу. Да, мое имя, все правильно. Случайно не знаешь, чьи это шутки?»

Смета из похоронного бюро меня добила. Я помчалась к сержанту Дорелику. Он просматривал мои записи, втягивал голову в плечи, цокал языком – то ли в изумлении, то ли почти в восхищении.

– Три патрона – такого я еще не встречал! Какая выдумка, какое воображение. Намекает, что по одному на каждого из вас троих.

– Офисэр Дорелик, я хочу, чтобы мы немедленно пошли к судье. Я напишу жалобу по всем правилам, пусть он примет меры. Тянуть так дальше у меня нет сил.

– Понимаю, понимаю ваши чувства. Соболезную всей душой. Но судите сами – с чем же мы пойдем? Загонщик вам достался такой коварный, видимо с большим опытом. Умеет бить в больные места, а сам остается в тени. Взгляните сами: во всей вашей хронике его просто нет. Ни записки, обращенной к вам, ни фотографии, ни пленки с голосом.

– Вы сами мне объясняли, что, даже если бы он позвонил, записывать телефонный разговор – противозаконно.

– Но если бы хоть какую-то фразу он оставил на автоответчике! А то ничего – человек-невидимка.

– Все равно, так жить я больше не могу. Нервы мои на пределе. Если вы ничего не предпримете, что бы ни случилось, ответственность ляжет на вас.

Страж закона укоризненно затряс головой, развел руки – я ли не сделал все, что мог? Но потом протер морщины на лбу ладонью и несколько раз кивнул:

– Ну хорошо. Будь по-вашему. Я напишу докладную записку судье. Постараюсь изобразить ситуацию как срочную и взрывоопасную. Посмотрим, что он скажет.

И вот три дня спустя мы сидим перед судьей Кларком-младшим. Гусиный нос, гусиная шея, гусиный пушок на лысой голове судьи создают иллюзию маскарада: да, вот вырядился водоплавающей птицей и только на пальцы забыл натянуть перчатки с перепонками. Он долго листает бумаги, лежащие перед ним, брезгливо заглядывает под обложку скоросшивателя. «И это всё?»

– Офисэр Дорелик, придите мне на помощь. Возможно, я что-то проглядел, пропустил. Или в вашей докладной склеились страницы с важной информацией. Где перечень угрожающих слов и действий, приписываемых подозреваемому?

– Видите ли, ваша честь, данный подозреваемый достаточно хитер и опытен, чтобы дать поймать себя на прямых угрозах. Он действует издалека, пользуется обходными тропинками. Затаится в засаде, поймает жертву в перекрестье прицела, нажмет на курок и исчезнет.

Судья оттолкнулся от стола, проехал в кресле к книжным полкам, вытащил нужный том.

– Позвольте мне напомнить вам, как мудрые законодатели нашего штата сформулировали недавно принятый ими закон против этого вида преступной деятельности. «Человек, который умышленно, злонамеренно и многократно запугивал и преследовал другого человека, вызывая в нем оправданные опасения за свою жизнь и покой или за жизнь и покой его близких, является нарушителем закона». Какое слово в этой формуле кажется вам ключевым?

Дорелик утопил свою голову-кнопку в плечи, развел руками:

– «Запугивал»? «Злонамеренно»?

– А по-моему, нет. По-моему, ключевым являются слова «оправданные опасения». Почему? Да потому, что миллионы людей в нашей стране подвержены всевозможным фобиям. Один боится дурного глаза, другой – курильщиков, третий – чернокожих, четвертый – китайцев, пятый – полицейских, шестой – всех перечисленных выше. Мания преследования – самый распространенный вид психических заболеваний. Теперь представьте себе, что начнется, если мы станем реагировать на жалобы каждого больного. Если начнем вызывать в суд всех, на кого они нам укажут. Вместит этот маленький зал всех обвиняемых и их адвокатов?

За все время разговора гусиная голова ни разу не повернулась в мою сторону. Видимо, Кларк-младший в душе уже вынес мне приговор: не жертва преступных домогательств, а психически больная.

– О, я очень хорошо представляю, что скажет адвокат вашего подозреваемого. «Какие улики имеются у вас против моего клиента? На каком основании вы позволили себе прервать его мирную жизнь, напугать вызовом в суд, бросить пятно на его репутацию? Показания этой женщины? А мой клиент утверждает обратное: что это она преследует его, она отравляет ему жизнь». Помните, полгода назад в похожей ситуации адвокат подозреваемого подал на вас в суд за клевету? Есть у вас гарантия, что в данном случае это не повторится?

– Гарантии нет. Но я готов пойти на риск. Ибо вижу, что преступник почти добился своей цели. Жертва его лишена возможности вести нормальную жизнь, она дошла до предела своих сил.

Судья впервые посмотрел на меня, и в его птичьих глазах загорелось что-то похожее на сочувствие.

– Дорогая миссис Армавиров, поверьте, я не бездушный законник и буквоед, каким могу показаться. Вполне готов допустить, что ваша ситуация крайне тяжела для вас. Но руки у меня связаны. Даже если сержант Дорелик сумеет собрать достаточно улик против вашего загонщика, максимум, что я могу сделать, – выписать так называемый охранительный ордер. В нем будет указано, что такому-то запрещается вступать в контакт с вами и вашими близкими, то есть писать письма, звонить, приближаться на расстояние пятьдесят ярдов и прочее. Если он нарушит эти предписания, ему может грозить арест. Но люди этого сорта не боятся закона. Часто для них прийти в суд – удовольствие. Ибо это новая возможность оказаться лицом к лицу со своей жертвой, упиться ее страхом, заставить ее вступить в общение.