Феликс Кулаков - Как я охранял Третьяковку

Встретив Ивана Иваныча, я поделился с ним своим удивлением по поводу чудесного возрождения из пепла сотрудника Крекова. Какой, говорю, могучий организм запрятан в этом тщедушном тельце. Экий человечище матерый! Ваня совсем не разделял моего восторга.

Оказалось, если бы не Е.Е., задумчиво молвивший: «Что-то я давненько Крекова не видел», последнего ни за что бы не поставили на пост. По крайней мере, сегодня. А так пришлось срочно бежать на «восьмерку», поливать Крекова холодной водой, растирать ему талым снегом грудку и насильно поить крепчайшим чаем. За каких-то пятнадцать минут Крекова необходимо было вернуть к жизни, чего и удалось добиться благодаря комплексу энергичных восстановительных процедур.

В присущих ему прямых выражениях Ваня высказался в том смысле, что лично он после всего случившегося и на копейку не имеет доверия к этому Крекову. Старший сотрудник был в полной и непоколебимой уверенности, что маленький гаденыш себя еще покажет. Особенно его расстраивал тот факт, что Крекова поставили на первый этаж – подальше от зоркого глаза Е.Е., но поближе к нему, к Ивану Ивановичу. Первый этаж был под ваниной юрисдикцией, и теперь вся ответственность за вероятные бесчинства Крекова лежала на нашем почтенном черноголовском горожанине.

Но куда его еще было ставить-то, Крекова этого треклятого? Иконные залы, Главный вход и пост № 15 отпадали каждый по своей (весьма веской) причине.

На «пятнашке» частенько появляется Е.Е., а их встреча с Крековым тет-а-тет в планы заговорщиков (Гарика и старших сотрудников) не входила. Да уж, представляю себе эту картинку: важно вышагивающий Е.Е. вдруг сталкивается нос к носу с морально разложившимся Крековым, от которого, мягко говоря, пахнет невкусным! Нет, на «пятнашку» Крекову никак нельзя.

Теперь насчет «икон». В «иконах» особый микроклимат, приглушенный свет и низкие потолки – там Крекова еще чего доброго развезет. Да запросто! Были же прецеденты, когда нетрезвых граждан оттуда буквально на руках вытаскивали. А чем Креков этот ваш лучше прочих? Ну вот то-то.

Главный вход. Здесь тоже все понятно. Ставить за рычаги металлоискателя эту карикатуру на секьюрити просто нелепо. К тому же там плотно засел Михаил Борисович Лазаревский, который крайне ревниво относился к попыткам подвинуть его мясистое помпиду . Вводить же Михаила Борисовича Лазаревского в курс дела было бы себе дороже.

Оставался самый незавидный в зимнее время пост – 17-й, или Служебный вход. Туда Ваня и установил Крекова, причем с категорическим условием внутрь здания не заходить. Он каждые пятнадцать минут выбегал на легкий мартовский морозец, чтобы удостовериться в том, что Креков все еще жив.

Не зря Ваня пребывал в опасливом ожидании скорой беды, так как предчувствие его не обмануло. Впрочем, и в самых мрачных своих фантазиях Ваня не рискнул бы предположить того, что произошло. Произошло же вот что.

Неугомонный коротыш, томимый жаждой приключений, изловил известного третьяковского персонажа – столяра, клошара и бывшего студента Филосовского факультета МГУ Витюню. Вступив с Витюней в преступный сговор, Креков снабдил его суммой денег достаточной для покупки фунфырика. Бывший студент исполнил все в лучшем виде. Как они с Крековым умудрились нализаться, буквально под носом у Ивана Ивановича – это так и останется тайной. Результаты же дружеской пирушки были зубодробительны…

Малыш Креков, наш кроткий мальчик стоял на «семнадцатом» посту только лишь благодаря тому, что обеими руками держался за чугунные ворота! Его тошнило прямо под ноги выходящим из Галереи гражданам. Худые крековские плечи под форменной курантовской курткой содрогались в такт рвотным спазмам. Это было ужасно, друзья мои… Это был самый настоящий пиздец!

Скрыть катастрофу такого масштаба было уже абсолютно нереально. Е.Е. лично прошествовал на 17-й пост и, обозрев панораму сражения, распорядился (дословно) «ссаными тряпками гнать» бывшего Кроткого Крекова за пределы третьяковской территории. Предварительно сняв с него казенную куртку и, по возможности, скальп. Иван Иванович и Олег с необыкновенным рвением проделали все предписанные манипуляции. Добрейший Ваня тепло простился с Крековым хорошим пинком под жопу и ядреным словечком. Показалось, что этот кошмарик навсегда в прошлом. Напрасно нам так показалось.

Какое-то время Креков действительно отсутствовал. Где он был неизвестно, но пребывание там не пошло ему впрок. Когда Креков протрезвел до состояния достаточного для того, чтобы осмыслить все с ним случившееся, он забурел… Почувствовав острую горечь от допущенной в отношении него несправедливости, Креков возжелал отмщения. Его несломленный дух восстал и требовал немедленного возмездия гонителям свободы. С этими туманными намерениями карбонарий каким-то образом проник обратно за чугунный третьяковский забор.

Галерея к тому времени уже закончила свою работу, так что граф наш Монтекреков ломился в закрытые ворота. Он барабанил по ним ногами и орал неожиданным шаляпинским басом на весь Лаврушинский: «Ваня, выходи!!! Будем биться!!!». Отчаянный Креков – забубенная головушка, – по очереди вызывал на бой все руководство смены, включая любезного Сергея Львовича. Когда же карбонарий стал поминать недобрым словом самого Евгения Евгеньевича, явились милиционеры из внешней охраны и уволокли его в ближайшую кутузку.

Так закончилась крековская служба в «Куранте» – короткая и яркая, как след упавшей звезды.

Остается только добавить, что Креков упер с собой служебный пейджер, и Е.Е. пришлось лично ездить к нему в Жулебино за упомянутым прибором. Креков, ушедший в глубокий запой, Е.Е. не признал, но пейджер благородно вернул. Правда, аккумуляторы исчезли без следа.

Михаил Борисович Лазаревский эпизодически уже появлялся в нашем повествовании. Так, мелькал, знаете ли, попрыгивал. Там да сям. Могло даже сложиться впечатление, что Михаил Борисович – суть проходной, несущественный персонаж, пресловутый «кушать подано». Мол, автор упоминает о нем разве что только одной проформы ради. Мол, только лишь по причине того, что как-то неудобно все о себе, да о себе. Как-то неделикатно это.

Нет, братцы мои. Михаил Борисович Лазаревский – фигура весьма примечательная и даже, как сейчас принято выражаться, знаковая. И лучше поступиться описанием пары-тройки курантовских идиотов, чем предать забвению его светлый образ.

Я точно сейчас не припомню, при каких обстоятельствах Михаил Борисович появился в Третьяковке. Как-то не закрепился этот момент в памяти. Могу только свидетельствовать, что Михаил Борисович поступил на Службу полугодом позже меня самого.