Олег Суворов - Злой Город

Усмехнувшись дядиной предусмотрительности и очень довольный собой, Дмитрий удалился и спустя час уже звонил Лене. Из ее веселого удивления он так и не понял – бросила она его тогда или просто потеряла? Впрочем, это уже было неважно, поскольку на следующий день они гуляли по желтеющему осенней листвой Летнему саду. Это был один из самых восхитительных моментов в его жизни – он чувствовал, что увлечен красотой осеннего Петербурга, собственной свободой, остроумием очаровательной девушки – и вообще все вокруг прекрасно, а надоевшая Москва с ее деловыми проблемами далеко.

Через неделю, воспользовавшись тем, что родители Лены ушли в театр, он побывал у нее в гостях. Они рассматривали фотографии в альбоме, целовались, пили сухое вино. И все было бы великолепно, если бы, покинув ее дом, он не напился в тот же вечер в каком-то подозрительном баре от чувства радости и полноты жизни. А когда вышел, то решил сократить дорогу и пошел не по Невскому, а через один из тех петербургских дворов, которые придают опасность этому, не слишком гостеприимному городу. Там он и получил сзади неожиданный удар по голове, очнулся в отделении милиции, подобранный патрулем, разумеется, без часов, без денег и без шляпы. Поскольку кровь из раны на голове лила не переставая, а он был пьян и шокирован, то прямо из отделения его отвезли в спецвытрезвитель на Васильевском острове, где зашили рану и оставили ночевать.

На следующее утро, в восемь часов – эту сцену он и сейчас еще вспоминал с ужасом и отвращением – в испачканном засохшей кровью сером плаще, одетом прямо на голое тело (рубашку разорвали в вытрезвителе), с повязкой на голове и тремя рублями в кармане он отчаянно ловил такси, чтобы доехать до общежития

Однако эта кровавая история имела неожиданно приятное следствие. Дмитрий так красочно и драматично расписал Лене по телефону все, что с ним произошло, что она воспылала желанием посетить его, «бедненького», в общаге, поскольку он сам, со всеми своими синяками и ранами, выходить стеснялся. Свое временное проживание там он объяснил ее довольно оригинальным способом:

– Понимаешь, котенок, когда слишком долго живешь на одном месте, то обрастаешь таким липким мхом воспоминаний, что они просто начинают подавлять своей тяжестью. С каждым шагом или метром что-то связано, а потому начинаешь напоминать смотрителя дома-музея своего собственного имени. Плотная пелена прошлого не то, чтобы старит, но замедляет течение настоящего, а то, что древние римляне называли Ларами, или «духами места», гнетет твой собственный дух. Иногда необходимо пожить в каком-нибудь другом месте, тем более что в моей собственной квартире сейчас ремонт.

Свидание их состоялось, причем он заранее выгнал из комнаты обоих своих сожителей и постарался тщательно замаскировать следы их пребывания, чтобы она не боялась, что кто-то неожиданно может войти.

Какое это было нежное и вместе с тем упорное сопротивление, когда каждый предмет одежды снимался лишь после долгих споров, уговоров и поцелуев, когда взаимная страсть упирается в необъяснимое «нет», чтобы потом долго искать обходные пути вокруг этого ненужного препятствия. Но когда она осталась в одних колготках и Дмитрий уже готовился к последнему, решительному усилию, произошло вдруг нечто неожиданное. Лена вырвалась из его рук, вскочила с постели и, упав на колени перед угловым шкафом, принялась горячо молиться. Какое-то время Дмитрий был настолько растерян, что даже успокоился, однако затем, почувствовав весь нелепый комизм ситуации, подошел и нежно поднял ее с пола. Она уже не сопротивлялась и позволила раздеть себя до конца, произнеся при этом только одну фразу, которая тогда заставила его лишь усмехнуться, но запомнилась на всю жизнь: «Пусть этот грех ляжет на твою душу». Он с этим охотно согласился, тем более что «грех» был чрезвычайно приятен, а Леночка оказалась умелой и страстной.

Через неделю настала пора уезжать и надо было во всем сознаваться. Не зная еще, как она к этому отнесется, он пригласил ее в один из безалкогольных баров Невского проспекта, «чтобы кое-что рассказать». Она пришла туда, бледная и серьезная, как-будто заранее что-то чувствуя, и даже не улыбнулась, когда он весело спросил:

– Как, по-твоему, мужчина может добиться того, чтобы красивые девушки бросались ему навстречу с радостным визгом?

– Не знаю.

– Очень просто – оказаться в этот момент рядом с их родственниками или возлюбленными.

Ее серьезность так замечательно сочеталась с темно-фиолетовыми колготками, такого же цвета пушистым свитером и губной помадой, что она была очень хороша и он искренне жалел о своем отъезде. Узнав причину, Лена, которая, видимо, ожидала чего-то худшего, вроде «жена и двое детей», громко и облегченно расхохоталась.

Увы! Поехать с ним в Москву она не смогла ни тогда, ни после, а на все его телефонные просьбы разрешить приехать ему отвечала, что в данный момент очень занята. И их недолгий, но такой чудесный роман тихо, хотя нельзя сказать что безболезненно, увял, как бы символизируя собой элементарную истину, что из простого, даже самого невинного обмана, счастья не вырастет. Тем не менее слово «Ленинград» звучало для Дмитрия как город Лены.

«Интересно, спит ли уже Света и что ей там снится? Пока мое крохотное Я перемещается вместе с бренной оболочкой по этой огромной и нелепой территории, именуемой Москвой, все силы души моей, которая сама по себе существует вне пространства и времени, поскольку мысль не материальна и не сможет нигде находиться, устремлены туда, где… а вот интересно, как она спит – на боку или на спине? Скоро я это узнаю… Все-таки замечательно, что я возвращаюсь не с отчаянием, а с надеждой. Жаль только, что у меня нет машины, а не то пришлось бы уподобляться Швейку в его знаменитом будейовицком анабазисе. Да и вообще, красавиц всегда надежнее иметь под боком – на переднем сиденье собственной машины, а не отпускать гулять одних по московским тротуарам. Вот странно, небо то внушает надежды, а то навевает тоску, мы как бы окрашиваем его в тона собственного настроения, а потом к нему же и обращаем взыскующие взоры…»

Пора было переходить на другую сторону, что он и сделал, едва не застряв каблуком в трамвайном рельсе. Возле метро «Сокол» светящиеся часы показывали пять минут четвертого, но было заметно немалое оживление – мимо Дмитрия, не обратив на него внимания, прошли какие-то темные фигуры, оживленно обсуждавшие «ее достоинства», при этом невозможно было понять идет ли речь о женщине или о партии товара. Рядом с одной из палаток молча стояла странного вида девица, напоминавшая шлюху, не нашедшую себе клиента, а в одном из коммерческих ларьков шло оживленное застолье и раздавалась музыка. Заглядевшись на всю эту ночную жизнь, Дмитрий чуть было не упал вторично. Чем ближе к дому, тем явственнее чувствовалась усталость, и от предвкушения мягкой постели уже заранее слипались глаза.