Ричард Аппиньянези - Доклад Юкио Мисимы императору

– На сей раз я говорю серьезно и не собираюсь шутить, – промолвила Нацуко. – Кто готов выйти в море?

Аояги первая вскочила на ноги. Схватив меня за руку, она увлекла меня за собой. Нацуко сурово посмотрела на нас, по ничего не сказала и тоже встала.

Не выпуская мою руку, Аояги подвела меня к берегу. Выступивший от страха на наших ладонях пот соединял нас, словно поцелуй. Я вспомнил свой страх, когда мать, сжимая мою руку, заставляла меня впервые в жизни войти в море. Тогда мне было одиннадцать лет, и меня охватывал ужас при мысли, что мать бросит меня сейчас в пасть смерти. Перед мысленным взором возникло вдруг странное видение. Это была нырнувшая под воду Аояги. Ее груди вздымались, словно прекрасные медузы в аквамариновой тьме, волосы походили на черные щупальца морских водорослей. Я нырнул вслед за ней, держа руки по швам, и они прилипли к бокам, как руки древних куросов. У меня не было ног, и когда я упал на дно, голова отделилась от моего обезображенного туловища…

Между боксерскими перчатками я видел уклоняющуюся от моих ударов голову Юики. Он загадочно улыбался. Пот заливал мне глаза, несмотря на повязку на лбу, и образ Юики расплывался. Изо рта Юики торчала боксерская капа, и мне казалось, что он скалит вставные каучуковые зубы или показывает мне огромный язык. Ухмыляясь, он как будто подставлялся под мой удар или приглашал атаковать.

Мои руки отяжелели, хотя шел всего лишь второй раунд тренировочного боя. Одетые в огромные кожаные перчатки руки не слушались и казались чужими. Тело онемело от усталости. Движения Юики были точны и изящны, а мои неуклюжи, словно движения неоперившегося птенца, еще не научившегося летать. Я знал, что победить опытного искусного Юики – дело безнадежное. Меня обижало то, что Юики, по существу, ведет бой не со мной, а с тенью, которую может мучить, как ему заблагорассудится. И от сознания этого меня охватывал гнев, а удары становились еще более беспорядочными.

– Бокс чем-то похож на замедленное кэндо, – сказал мне как-то Кодзима Томо, тренер по боксу университета Васеда. – По-видимому, боксерам требуется больше времени, чтобы обдумать каждый свой маневр. Но, с другой стороны, боксерский поединок – это целая серия отдельных небольших боев. Каждый из них, длящийся несколько секунд, можно сравнить по точности и красоте с искусством кэндо.

Я вспомнил вдруг эти слова тренера Кодзимы, сказанные во время тренировки в любительском боксерском клубе университета Васеда. Я посещал клуб довольно нерегулярно в течение полутора лет, вернувшись в Токио с Гакидзимы. За последнее время моя техника стала еще хуже, в то время как мой спарринг-партнер Юики приобретал все больше опыта и мастерства. Кроме того, у него были несомненные врожденные задатки. Я старался не терять самообладания, чтобы достойно противостоять превосходившему меня по всем статьям Юики.

Если верить тренеру Кодзиме, добиться мастерства в боксе можно было с помощью чисто интеллектуальных усилий, не обладая особыми врожденными способностями. Однако во мне чувства брали верх над разумом. Мое внимание отвлекали эмоции и мимолетные ощущения. Я чувствовал запах потных кожаных перчаток, а также пыли и сухого мела, которым был посыпан ринг. Все это мешало мне сосредоточиться на бое. Я не был способен принести все в жертву интеллекту, а это было необходимо, чтобы довести физический навык до уровня инстинкта и тем самым добиться совершенства. Разум мешал инстинкту, который постепенно затух и умер во мне.

Я видел движения головы Юики в защитном шлеме, он прикрывал ее левой рукой, нанося мне удар правой. Я знал, что Юики не левша, и значит, мне можно не опасаться его левой руки. Я дождался, когда Юики ударит меня левой, и, ловко парировав удар, получил преимущество. Делая выпад, Юики раскрылся, и теперь я мог поразить его. Я видел небольшую родинку на его щеке под левым глазом. Эта родинка служила мне ориентиром, мишенью, в которую я нацеливал удар. Но в ту секунду, когда я уже атаковал «смертельно и точно» (как выражался Кодзима), я понял, что совершил ошибку. Юики уклонился от удара, сделав простой маневр, которым владеют все боксеры-любители. В глазах у меня потемнело от боли, взор заволокла черная пелена, колени подкосились. Я закрыл голову руками, но Юики продолжал наносить удары по животу, самой болезненной и уязвимой точке моего тела. Я навалился спиной на канаты и стал раскачиваться и содрогаться всем телом под градом садистских ударов Юики.

– Стоп! Стоп! – раздался голос тренера Кодзимы.

Удары сразу же прекратились. Я откинулся на канаты, ошеломленный, униженный, раздавленный. Но одновременно во мне шевельнулось странное чувство, похожее на дрожание листьев под дуновением ночного ветерка. На меня снизошел покой, приятный, словно прохлада, которая касается кожи, когда с нее испаряется пот. Я ощущал, как все мое существо растворяется и делается прозрачным и в этой прозрачности утихает боль в разбитой брови, а чувство унижения как по мановению волшебной палочки превращается в восхитительное чувство удовольствия. Я наслаждался болью.

Бывший чемпион в легком весе Кодзима, одетый в белую футболку, спортивные брюки и кеды, выбежал на ринг.

– Что с тобой, парень? – набросился он на Юики. – Это же не соревнования, а всего лишь тренировочный бой.

Сарказм Кодзимы делал мое положение еще более унизительным. Юики отошел в свой угол и, раскинув руки, положил локти на канаты. На его красивом лице сияла победная улыбка. Кодзима обрушил свой гнев на меня. Он считал позором для себя то обстоятельство, что мировая знаменитость истекает кровью на его безупречно чистом университетском ринге.

– Прекратите свои штучки, Мисима-сан! – зарычал Кодзима. – Впервые в жизни вижу человека с такой плохой координацией движений.

Гнев Кодзимы озадачил меня. Он не мог понять, почему я позволяю бить себя по голове – единственной стоящей части своего тела. Я не мог объяснить ему, почему так происходит. Кодзима, не понимал истинного характера моей слабости. Моя слабость проявлялась в страхе того, что любой независимый поступок навлечет беду на мою голову.

Видя, что я вот-вот расплачусь, Кодзима почувствовал ко мне жалость.

– Не волнуйтесь, у вас скоро все пойдет на лад, – сказал он, грубовато, по-отечески похлопав меня по щеке. – Дайте я взгляну на вашу бровь.

– Юики ни в чем не виноват, – пролепетал я и вздрогнул от боли, когда Кодзима дотронулся по моей рассеченной брови кусочком ваты, она тут же окрасилась кровью.

– Похоже, это старый шрам.

– Да, я упал с лестницы, когда мне был год от роду, и рассек бровь.