Виль Липатов - Повесть без начала, сюжета и конца...

– Нинка! – зарычал Сергей Вадимович.– Мне чи-риз-вычайно скучно. Прикоснись ко мне своим мощным интеллектом. Бога для прошу!

Быстрым шагом выйдя из дома, Нина Александровна удивилась той разительной перемене, которая произошла в мире за полтора-два часа. Видимо, был прав Борька, утверждая, что «на улице весна, а он болеет!». Уже на крыльце Нине Александровне в ноздри ударил хлебный и волнующий запах согревшегося на солнце снега, точно такой бывал в детстве, когда она ожидала от каждой весны счастья. Воробьи усыпали дорогу, словно маковые зернышки, на прясле соседнего дома сидели две непривычно смирные сороки – грелись на солнце; шла по дороге одинокая, одурманенная духом оттаивающей земли корова и так весело помахивала головой, как молодая лошадь в оглоблях легких дрожек. Да, здорово уже пахло весной! Впрочем, в Таежном это вовсе не означало, что так будет продолжаться и дальше. В прошлом году, например, на Первомай повалил снег, а в конце февраля того же прошлого года шел дождь.

В школе Нину Александровну ждала небольшая, но все-таки радость: директриса Белобородова, как выяснилось, в пух и прах разнесла англичанку Зимину за то, что та опоздала на урок на три с половиной минуты по часам директрисы; сколько Зимина ни клялась, что ее собственные часы известной швейцарской фирмы поставлены по сигналам радио, доказать ничего не могла, а наоборот, довела директрису до исступления.

– Я вас вышвырну вон! – Белобородова размахивала перед носом англичанки коротким толстым пальцем.– Я давно к вам приглядываюсь, голубушка! Мне ваше низкопоклонство перед Западом давно претит, милая моя… Да, мы за мирное существование, но я не потерплю преподавательницу, которая не выписывает ни одной советской газеты, а все разные там «Саттердеи»! Так что запомните навек: эта-а школа работает по моим часам… И какого лешего вам опаздывать, если вы переманили у двух действительно занятых людей домработницу? Ведь у вас муженек – повар, посудомойка и поломойка. Зачем вам нужна домработница? Для престижа – вот для чего! Чтобы все было как в лучших домах Парижа и Лондона!… Я до вас еще доберусь при случае – попробуйте-ка еще раз опоздать!

Немногие знали о том, что тайной мечтой директрисы была домработница. Однако семья Белобородовых-Карповых себе такой роскоши не могла позволить – недоставало денег, которые уходили на учебу сына в Москве и дочери в Ромске.

– Я вас приветствую, Анна Ниловна! – сказала Нина Александровна, когда директриса после звонка появилась в учительской.– А на улице-то веснища!… Мне нужно с вами поговорить.

– Буду рада. Пожалуйста, в кабинет, Нина Александровна. В кабинете директриса Белобородова сразу села на кончик стола – добрый признак,– оглядевшись и помигав, воровато закурила.

– Ну как дела, Нинка? Слышала, как я разделала на все падежи эту дуру стилягу?

– Про стилягу слышала, а вот дела мои вовсе не хороши.

– Что так? – несказанно удивилась директриса и даже забыла о папиросе.– У тебя, у Нинки Савицкой, плохо идут дела?! Расскажите об этом моей прабабушке.

– И все-таки…

В директрисином кабинете во всю ивановскую светило теплое солнце, четыре желтых квадрата лежали на желтом полу, и в них кружились желтые пылинки; в кабинете пахло, как всегда, так сложно, что хотелось чихать, а огромный глобус на шкафу, казалось, медленно вращался, показывая меридианы и широты.

– Твой – молодец! – видимо, поняв причину визита Нины Александровны, энергично произнесла Белобородова.– Такого главного механика сплавной конторы, как твой, Таежное еще не знало. Ты мне на слово поверь: я в поселке абориген. Он истинный молодец, твой-то! И пьянчужек прибрал к рукам…

Теперь от директрисы Белобородовой надо было ждать маленькой или большой гадости, чего-нибудь такого, что должно было подпортить человеку настроение, но Нина Александровна не стала вооружаться, а только вздохнула.

– У Сергея Вадимовича появилась кровь и опоясывающие боли,– сказала она.– Он не хочет ложиться в больницу. Может быть, ты мне поможешь, Анна Ниловна, сволочь его к хорошему рентгенологу?…– Она на секунду замялась.– Понимаешь, мне нет ходу в райбольницу…

Директриса слезла со стола, аккуратно уместившись во вращающемся кресле, прежним энергичным голосом посоветовала:

– Ты вот что сделай, Нинуха. Ты наплюй на всех врачей, а лечи-ка своего капустным соком… Лучший капустный сок в поселке делает мать Серафимы Иосифовны, будь она неладна со своей вечной кормежкой! Вот ты и научись у нее делать сок да пои своего каждый день вместо воды… Он у тебя за месячишко на ноги встанет!… Ты почему молчишь?

– Да потому что Сергей Вадимович не хочет пить капустный сок.

– Как это не хочет?

– А вот не хочет, и все… Говорит, что ему смешна бабушкина медицина и язву вообще не надо лечить…

Она прикусила язык, так как не могла, оказывается, объяснить директрисе Белобородовой способ лечения язвы, изобретенный самим Сергеем Вадимовичем. Ведь если бы она сказала, что муж намерен, как он шутил, лечить язву самоотверженной работой на благо любимой родине, Белобородова приняла бы это за неуместную шутку.

– Значит, не хочет пить капустный сок? – сердито спросила Белобородова.– И ты его не можешь заставить?

– Не могу и не хочу… Я вообще боюсь оказывать любое давление на Сергея Вадимовича…

Белобородова сосредоточенно курила, пускала в потолок сизые бесформенные клубы дыма и отчего-то казалась отсутствующей. Так она молчала минуты три, затем, глубоко вздохнув, потушила папиросу о плечо Нефертити – такая пепельница стояла на рабочем столе Белобородовой.

– Я понимаю тебя,– незнакомым голосом сказала Белобородова.– Какое давление ты еще можешь оказывать на мужа, если, и не желая этого, давишь на него одним своим присутствием… Мне это ох как знакомо, Нинка! Ты же ведь не думаешь, что я нарочно своего Карпова превратила в Белобородова. Бог мой! Что с тобой, Нинка?

– Ничего.– Нина Александровна усмехнулась.– Уж очень похоже мы с тобой мыслим, Анна Ниловна…

– Я об этом знаю давно… Ты еще подле своего на свадьбе сидела, а я уже думала: «Ох трудно будет Нинке!»

Миллиарды пылинок хороводились в солнечных квадратах, пощелкивали старинные часы с кукушкой, глобус по-прежнему, казалось, вращался да вращался, а потом из-под шкафа взял да и вылез школьный кот сибирских кровей, с голубыми фарфоровыми глазами. Кота звали Васькой, он как огня боялся звонков и перед каждым из них, абсолютно точно чувствуя время, прятался в затишек; сейчас кот направлялся к дерматиновому дивану, под которым можно было пересидеть электрический звон.

– Кис-кис-кис,– машинально позвала Нина Александровна.– Вот он какой важный, этот кот Васька!