Брет Эллис - Гламорама

Тамми молча кивает, сжав кулаки. Я говорю режиссеру:

— Я согласен.

— Я знаю, — говорит режиссер. — Это хорошо.

Затем режиссер отходит от нас и недолго совещается с оператором Феликсом. Я поворачиваюсь к Тамми, и тут кто-то выкрикивает: «Мотор!» Микрофон на «журавле» тут же повисает у нас над головами.

Мне приходится улыбнуться и протянуть руку, чтобы прикоснуться к руке Тамми. Ей приходится улыбнуться мне в ответ, что дается ей с некоторым трудом.

— Холодно, — говорит она, дрожа.

— Да, — отвечаю я. — А тебе мерзнуть нельзя.

— Пожалуй что нельзя, — говорит она безразлично. — Извини меня за вчерашний вечер.

— Где Брюс? — спрашиваю я. — Что за дела, зайка?

— Ох, Виктор, перестань, пожалуйста, — вздыхает Тамми. — Он уехал в Афины. Я не хочу, чтобы он когда-нибудь вновь вставал между нами. Я расскажу ему все, когда он вернется назад. Все, я тебе обещаю.

— Он уже и так все подозревает, — говорю я. — Какое это теперь имеет значение?

— Если бы я только могла повернуть время вспять, — говорит она, но в голосе ее не слышно особой печали.

— Могу ли я поверить в волшебство в твоем дыхании? — я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее.

— Ты знаешь, что ты можешь. [116] В диалоге цитируется песня «Will You Love Me Tomorrow?» Кэрол Кинг и Джерри Гоффина, получившей популярность в исполнении группы Shirelles.

Режиссер восклицает:

— Стоп!

Он подходит к нам и снова приседает рядом с Тамми.

— Зайка, — спрашивает он, — с тобой все в порядке?

Тамми не в состоянии даже кивнуть головой, она молча пытается почесать какое-то место у себя на спине, до которого не может дотянуться.

— Все дело в непринужденности, зайка, — говорит он, снова опуская свои темные очки.

Тамми фыркает, говорит: «Я знаю», но она не знает, к тому же она дрожит слишком сильно для того, чтобы продолжать съемки, поэтому режиссер отводит ее в сторонку, и пока они уходят подальше от съемочной группы, видно, как Тамми продолжает кивать головой, пытаясь прийти в чувство. Стуча зубами, я закуриваю сигарету, покосившись на Сену, повсюду в воздухе пахнет дерьмом, Лувр тянется рядом с нами, длинный и скучный, затем мое внимание привлекает проезжающий мимо «СААБ» с пуделем, восседающим на месте пассажира. У меня снова затекла нога.

Тамми продолжает бросать на меня взгляды, чтобы убедиться, что я не забыл о графике, но я помню и уже сверяю время по часам, которые мне вручил вчера вечером один из членов французской съемочной группы.

Это электронные часы, и на них 9:57.

Кто-то из французской группы проносится мимо на роликовых коньках, затем притормаживает, чтобы я заметил его, кивает и окончательно уносится прочь.

Я встаю, выкидываю сигарету, подхожу к стулу режиссера и беру лежащий за ним черный рюкзачок от Prada.

— Мне нужно в туалет, — говорю ассистенту продюсера.

— Клево, — пожимает он плечами, разглядывая татуировку у себя на бицепсе: какая-то музыкальная фраза, записанная нотами. — Жизнь есть жизнь.

Я беру рюкзачок и направляюсь к главному входу в музей, достигнув его ровно в 10:00.

В соответствии с инструкциями я надеваю наушники плеера на голову, настраиваю громкость, а сам плеер вешаю на пояс брюк.

Я нажимаю на кнопку Play.

Вступление из «Болеро» Равеля начинает звучать в наушниках.

Я ступаю на эскалатор.

Черный рюкзачок следует положить в одну из трех телефонных будок в круглом зале у входа на эскалатор в направлении Аllйе de Rivoli.

От первых звуков «Болеро» до сокрушительных тарелок в коде — 12 минут 38 секунд.

На 10:01 назначена активация бомбы.

Я разворачиваю план, чтобы понять, куда мне нужно идти.

В конце эскалатора меня поджидают шестеро киношников из французской группы, включая режиссера, — все одеты в черное, все мрачно-торжественны.

Режиссер ободряюще кивает мне из-за оператора со Steadicam. Он хочет, чтобы весь этот эпизод был отснят с одного раза, сплошняком. Режиссер делает мне знак снять темные очки, которые я забыл снять, пока ехал на эскалаторе.

Я медленно пересекаю Наполеоновский зал, «Болеро» звенит в моих наушниках, я стараюсь шагать в такт с музыкой и считать сделанные мною шаги, рассматривать пол у меня под ногами, загадывать желания.

В 10:04 в поле моего зрения появляются будки.

В 10:05 я кладу рюкзачок к себе под ноги и делаю вид, что звоню из телефона, который принимает кредитные карточки.

В 10:06 я смотрю на часы.

Я ухожу от телефонных будок в сопровождении идущей следом съемочной группы.

Затем мне полагается остановиться возле ларька и купить кока-колу, что я и делаю, но, глотнув из банки только один раз, тут же выбрасываю ее в урну для мусора.

Я направляюсь обратно в зал, съемочная группа следует за мною, оператор со Steadicam идет впереди.

10:08. «Болеро» становится все более настойчивым, ритм его крепнет и словно убыстряется.

Но тут внезапно съемочная группа останавливается, что вынуждает меня тоже затормозить.

Посмотрев на них, я замечаю изумленное выражение на их лицах.

Оператор со Steadicam тоже останавливается и отрывается от видоискателя.

Кто-то трогает меня за руку.

Я срываю наушники с головы и в панике оборачиваюсь.

Это ассистент продюсера из американской съемочной группы.

Молодая девушка, похожая на Хизер Грэм. Озабоченное выражение у нее на лице забавным образом сменяется облегчением. Она запыхалась, поэтому улыбка дается ей с трудом.

— Вы оставили это в телефонной будке, — говорит она, протягивая мне рюкзачок от Prada.

Я смотрю на рюкзачок.

— Виктор, — говорит она, посмотрев сперва на членов французской группы, а затем на меня, — они готовы переснять эту сцену. Тамми, похоже, э-э-э, оправилась. — Мертвая тишина. — Виктор? — спрашивает она. — Возьмите. — И вручает мне рюкзачок от Prada.

— Ах… ну да, разумеется — И я беру рюкзачок и тут же передаю его ассистенту продюсера из французской бригады.

Трясущимися руками ассистент продюсера берет рюкзачок и передает его режиссеру.

Режиссер бросает взгляд на рюкзачок и тут же возвращает его обратно ассистенту, который вздрагивает.

— Кто эти люди? — спрашивает девушка и улыбается, ожидая, что ее сейчас представят.

— Что? — спрашиваю я, не слыша собственного голоса.

— Что происходит? — спрашивает она несколько более настойчиво, но по-прежнему улыбаясь.

Режиссер щелкает пальцами, и ему тут же подают мобильный телефон. Он откидывает крышечку, нажимает на кнопки и, отвернувшись в сторону, бормочет в трубку что-то по-французски.

— Кто эти люди? — спрашиваю я запинаясь. — Кого вы имеете в виду?

10:09.

— Это съемочная группа, — говорит она, а затем, наклонившись, шепчет мне на ухо: — Ну эти, которые у вас за спиной стоят?

— А, эти? — Я оборачиваюсь. — Не знаю, они вдруг пошли за мною следом, — говорю я. — Я не знаю, кто они такие.