Юрий Вафин - Говорит Вафин [litres]

– У матросов нет вопросов, у матросов есть лавэ)))

Понравилась шутеечка? А, братиш? Да? А че не угорнул? Дай пятихатку, если понравилась. Как нет? Сказал же, что понравилась. Что, пропизделся, что ли? Как нет пятихатки?

Триста дай. Да хоть двести-то. Дай курить. Хорошо. Дрянь куришь. Дай лучше куртку погонять. Заебал, верну. Мне в ресторан с женщиной вечером. Завтра в этом же месте куртку верну, в кармане сиги будут, нормальные, а не солома твоя. Заебал ты. Че мамка. Я же завтра верну.

Вот. Помоги набросить. Подсоби. Хорошо сидит. Голова мерзнет. А дай шапку? Заебал ты, че сложный какой. Тоже завтра же и отдам. Да прямо тут словимся, шапка же, не корова, заебал. Вот. Натяни на голову, подсоби. Хорошо сидит. Есть зерцало? Нихуя у тебя нет. Проёба ты какая-то, братиш. Завтра зато шапка и куртка будут заново.

Все, давай. Во сколько? Да там решим. Созвонимся. Как номер не взял? А, забыл, да. Потом возьму, заебал, что номер, завтра придумаю, как связаться, что ты, пацанам не веришь, что ли? Я будудяй, меня на урукхаевском спроси, все пацаны знают, зайди прямо вечером во двор и поинтересуйся. Все, бегу, женщина ждет, свеча догорает, бывай!

Оля Шалимова заплакала: «сложно ебёшъся!»

«Не понимаю я твою еблю!»

И убежала восвояси в ванную комнату, где тотчас вымазалась во всех косметических средствах, поставила 12 лайков в инстаграме и опубликовала на странице цитату: «наши ожидания – это иногда просто наши ожидания».

Через полчаса Оля Шалимова сияла вновь.

То был старый добрый интернет-тролль, что на любом топике отвечал на каждую проблему что-то вроде:

«В рот ебаться не пробовал, приятель?»

Или:

«Спроси свою мамку, она сосать-то обучена вроде».

Только отблески двенадцативаттной лампочки от початого баллона очаковского освещали лицо тролля, его триумф и сдавленный победоносный смех.

В интернете этому парню не было равных.

Боги! Как он троллил!

Он троллил лучше всех!

Лучшее средство борьбы с прокрастинацией – это хороший старшина.

Вспоминаю своего старшину, аж жуть по яйцам бежит.

Мужик был характерный. Первые месяца четыре он называл нас исключительно обезьянами, имен не употреблял принципиально.

Различал он обезьян по внешним признакам: была жирная обезьяна, тупая обезьяна, рыжая обезьяна, длинная обезьяна и многие другие приматы.

Одного рахитика из Якутии он называл «бонобо ебучее».

Если старшина давал команду, надо было бежать бегом. Пока старшина отдает приказ, надо было продолжать бег на месте, отвечать сухо и по делу – за каждое лишнее словосочетание шел поучающий лещ.

Через три месяца старшина стал запоминать наши имена.

Помню, как он первый раз назвал по имени меня. Я подлетел и начал исполнять традиционный бег на месте. Он неодобрительно посмотрел на меня и сказал: «Хули ты как дурак бежишь на месте, успокойся».

С тех пор я перестал бегать. Плавно бегать переставали и остальные пацаны с нашего призыва. Тогда же пришли и молодые – свежие обезьяны.

За месяц до дембеля я перестал вставать, когда старшина заходил в кубрик.

За две недели до дембеля я в ответ на его команды переворачивался на другой бок и продолжал топить с утра. Он пинал по моей шконке берцем, тогда я неповоротливо с какой-нибудь присказкой вставал.

На прощание я сам назвал старшину обезьяной, и он одобрительно засмеялся: «Удачной дороги, Юрий, вещи не проеби в поезде, отметься в военкомате, потом только пить начинай, павиан ебучий».

Художник водил заскорузлым пальцем по животу леди:

«Какая у вас, однако, скучная и заурядная пизда!»

Леди не обиделась, напротив, она знала, что реплика эта – лишь провокация, чушь, начало новой насыщенной беседы со всё более утонченными комплиментами в финале. И эту игру леди, разумеется, приняла.

Склонив голову набок, она щебетливо ответила:

«Ах, художник, что вам моя пизда, поглядите лучше мне в глаза, ведь там отражается россия вся!»

Художник поднял взгляд – и действительно.

По поверхности омута ее серых глазах зябью проплыли шамкающие горбоносые старухи, укутанные в серые шали, следом за ними пронеслись куцые среднерусские собаки без признака породы, первомайская линейка, тополиный пух, качающийся на ветру мальчик, и вообще ебитесь в рот, я вам что, нанимался романы писать, мне за это вообще не плотют, надобно отметить.

Ишь, господа!

Уселись и читають, бесстыдники!

Один пацан занимался инфобизнесом, увеличением продаж, продавал франшизы на свой инфобизнес, продавал франшизы на франшизы на свой инфобизнес, вел личный блог, где описывал, какие поймал инсайты и бизнес-темы.

А потом помер.

Подходит к вратам рая, а Архангел Пётр ему говорит: иди отсюда, рай не для тебя. Дуй-ка в ад.

Пацан спустился к вратам ада, а там диавол ему ответил: иди нахуй, ты тут тоже не нужен.

Пацан спросил: куда же мне идти в таком случае?

Диавол ответил ему: ебу я, что ли. Как продавать свою хуйню в интернете, знал, а куда идти, не знаешь? Иди в пизду, пока я тебя трезубцем не ёбнул в туловище.

Так пацан оказался невостребован после смерти.

На большой праздник Крещения Женя Зосимов опрокинул в себя рюмашечку для порядку больше, скинул одежу до трусов, обернулся к людям и заявил, что сейчас будет невиданный доселе фокус.

Женя осмотрел мигом свинцовое небо, поморщился на ворону, ухнул да вперед головой сиганул в прорубь.

Прошла минута. Две. Пять. Десять. Люди начали расходиться.

Через пол года, уже в мае, когда так многообещающе поет соловей, Антон Собакин вдруг засмеялся за столом:

«А здорово всё-таки Женек Зосимов нас тогда провел!»

Люди тоже засмеялись. Над столом заходили руки, запередавали салатики, рюмочки, тюфеечки, канапешечки, курочку, виноградинки, бутылочки, баклажанчики, колбаску.

Жизнь за столом забушевала с новой силой.

Иногда бывает, сижу за компьютером, занимаюсь делами, вдруг резко осознаю, что я на самом деле хищная мангуста.