Ирвин Уэлш - Альковные секреты шеф-поваров

Пьянство, думал он, жадно затягиваясь, – единственный способ убежать от всепожирающих сумерек. Утреннее похмелье удерживает в постели, понуждает опоздать на работу, таким образом избавляя от прогулки в сырой предрассветной темноте. Полуденная жажда гонит в бар, заставляет улизнуть из офиса засветло, бережет ранимую трезвую душу от яда ранних сумерек.

А на что еще уповать в этой богом проклятой дождливой дыре, как не на пьянство? Скиннер выпустил дым, ухмыльнулся ватно-безвольному удару старого никотина. Дрянная погода низводит нас до состояния печальных алкашей, скрюченных и скулящих под сырым одеялом вечных сумерек. Где же выход, где убежище? Как называется то единственное в мире место, где не умолкает добрый смех и гостеприимный гвалт, где под прокуренными сводами, в пивном чаду, распускаются соблазнительные цветы бесстыжих девичьих улыбок, где вызывающая усмешка наглеца-соперника будоражит кровь и разгоняет сонную оторопь? Имя этому месту – питейный дом.

Дэнни Скиннер давненько уже не бывал в таком месте в качестве клиента. Но нынче утром он проснулся в обнимку с давно забытым букетом: усталость, тремор, тоска, тошнота, головная боль… Тело было пропитано тяжелой отравой. Может, он заболел? Вздор, на то у него и громоотвод по имени Брайан Кибби.

Скиннер откинул одеяло, и на волю вышел застоялый дух пьяного пота… Перед глазами кратко полыхнул образ Кибби, словно кадр из голливудского боевика, когда полицейская фотовспышка выхватывает из мрака порочный лик преступника. У Скиннера мороз пробежал по коже.

Да ну, чепуха… не может быть…

Неужели сучок Кибби наконец… скапутился? Отбросил коньки? Лежит мертвый, как это утро за окном? Неужели его тучное тело и растрепанная душа не выдержали износа?

Чушь, успокойся… Джойс или Кэролайн давно бы позвонили…

Скиннер вмял окурок в пепельницу – и с такой силой всосал воздух спекшимся ртом, что заныли легкие и в желудке поднялась дурная волна. В ушах забухала кровь, по всему телу откупорились поры, покрыв его липкой пленкой испарины. Ослепительная догадка проползла по сознанию пылающей строкой.

Кибби. Чертов говнюк! Сопротивляется, дает мне отпор!

Да, сомнений не было: Скиннер страдал от жестокого похмелья. Выходит, заклятие симметрично?! Засучив рукав, Скиннер пощупал каменный бицепс – и припомнил, как его тело начало наливаться силой, когда Кибби затеял посещать спортзал. Он тогда лишь посмеялся, не придал значения, принял рост мышечной массы за возрастные изменения. Но теперь все стало на свои места: упорно поднимая гантели, Кибби тренировал Скиннера!

Проклятый червь вчера нажрался, а похмелье мучает меня!

Лишь такое объяснение, каким бы диким оно ни казалось, полностью укладывалось в логику ситуации. Скиннер даже удивился, что возможность подобного поворота событий до сих пор не пришла ему на ум. Он почувствовал невольное уважение к противнику: надо же, столько продержался! Другой бы на его месте давно запил.

Торопливо одевшись, Скиннер выбежал на улицу, зашел в ближайшее интернет-кафе и принялся строчить мейлы, периодически пытаясь по остроте симптомов оценить, сколько Кибби вчера принял на грудь.

Письмо Дороти забуксовало с первых же строк. Скиннер снова почувствовал себя в хорошо знакомой проспиртованной шкуре, как в памятные дни на работе, когда с похмелья все валится из рук, и ум впустую суетится, не в силах справиться даже с пустяковыми задачами, и бумага злобно режет пальцы, и обжигающий кофе расплескивается, портя свежераспечатанный отчет, и хочется лишь одного – дотерпеть до звонка…

Оплаченное время истекло. Скиннер не стал его продлевать. Из мельтешащих обрывков сложилась единственно правильная мысль.

Ну что, сука, войны хочешь? Так ты ее получишь!

Воодушевившись, Скиннер покинул интернет-кафе и решительно зашагал по Северному мосту к изобилующей питейными заведениями улице Роял-Майл. Когда он вышел из первого бара, небо по цвету уже не отличалось от преобладающих в этой части города средневековых каменных построек.

К концу ночи, основательно нагрузившись, он стоял посреди улицы и смотрел на луну, рассеченную церковным флюгером. Небеса мерцали холодным белесым светом. За оскалом готических крыш шевелились толстые туши черных туч, словно ночная нечисть. Скиннер шагал по пустынной Роял-Майл от замка к замку; холодный сизый булыжник гулко звенел под каблуками рабочих ботинок, морозный пар драконьими клубами вырывался изо рта. Иногда он останавливался, слушая слабый пульс засыпающего города. Его радовали любые проявления жизни: клейко целующаяся парочка, блюющий брат алкаш, волчьи тени подростков, высматривающих жертву.

Смакуя пьяную одурь, Скиннер думал о поджидающей дома непочатой бутылке «Джонни Уокера», и его улыбка расползалась шире улицы. Здесь, на знакомой территории, где ему был известен каждый кустик, воевать было сущим удовольствием.

Ну давай, слизняк! Покажи, на что ты способен!

Он с наслаждением предвкушал визит к Кибби: интересно будет посмотреть на последствия сегодняшней атаки! В мертвом свете луны его долговязая фигура отбрасывала черную пляшущую тень, и тихий смех отдавался в каменных стенах жутким эхом.

Брайану Кибби хотелось выпить. Обливаясь по́том, он сидел у себя в спальне перед компьютером. Никаких «Харвест Мун» – Кибби было не до игрушек. Выйдя в интернет, он зарегистрировался на сайте и отыскал электронный архив «Вечерних новостей». Задав в окошке поиска имя проклятого врага, он нашел нужную заметку. Дэнни Скиннер, сообщала газета, попал в больницу с серьезными травмами после крупной драки на матче «Хиберниан» – «Абердин». Вот ведь, «с серьезными травмами»! А утром в понедельник на нем ни царапинки не было. Зато Брайан Кибби тем же самым утром проснулся в Ньюкасле после конвента в таком состоянии, словно по нему грузовик проехал.

Кибби дрожал от нервного озноба. Строчки расплывались.

Невозможно… Так не бывает… Но это точно Скиннер. Он меня сглазил, проклятие наложил…

Кибби вышел из дому и направился в бар «Центурион». Раньше он это заведение стороной обходил – и вот теперь, всего за несколько дней, оно сделалось убежищем столь же надежным, как его чердак.

– От чего заболел, тем и лечись, – ухмыльнулся бармен Рэймонд Гэлт, наливая двойной виски.

– Эт точно, – отозвался Кибби хриплым, словно чужим, голосом.

Его занимала дилемма, хорошо знакомая всем начинающим алкоголикам. С одной стороны, выпить с похмелья – значит временно снять боль, которая потом вернется сторицей. А с другой – если вся жизнь сплошная боль, то приходится ценить даже временные передышки. К тому же выпить было просто необходимо, ведь вечером в гости должен был заявиться Скиннер.