Ирвин Уэлш - Альковные секреты шеф-поваров

Хотя…

Когда я получил повышение и мы сидели у него в ресторане, де Фретэ вышел с бутылкой шампанского… Может, он мной гордился?

Скиннер взял ручку и начал выводить свое имя:

Дэнни Фрейзер.

Газета сообщала, что Кей – точнее, некая безымянная девушка – находится в стабильном состоянии и жизнь ее вне опасности. Дождавшись, когда по радио назвали ее имя, Скиннер позвонил в больницу и представился женихом. Сердобольная сестра заверила его, что опасаться нечего, Кей в сознании, все обошлось.

Скиннеру надоело сидеть и читать, какого замечательного гражданина и человека он укокошил. Он стряхнул оцепенение и поехал в больницу, рассудив, что прошло уже достаточно времени и его визит не будет выглядеть подозрительно. В газетах не было ни слова о возможном злом умысле, но полиция, конечно, сообразит, что гайки сами собой не откручиваются. Хотя в этот раз, может, и открутились…

Войдя в палату, он вначале даже не узнал Кей. Она выглядела так, словно побывала в автомобильной аварии: под глазами синяки, лицо опухло, на переносице пластырь.

Де Фретэ, должно быть, ее боднул, когда рухнул рояль…

Она была очень рада его видеть. Да и у него от сердца отлегло: жива! С мучительным, тошнотворным чувством в груди он понял, что по-прежнему ее любит – и уже, наверное, не разлюбит никогда. Порочная любовь, осененная черным заклятием, но от этого ничуть не теряющая в силе. Скиннер собрался было во всем признаться, однако судьбе было угодно, чтобы Кей заговорила первой.

– Дэнни… Я так рада, что ты пришел.

– Я услышал по радио. Когда назвали твое имя, я думал, что с ума сойду… Хотел своими глазами убедиться, что ты в порядке. – Скиннер вздохнул: момент для откровений был упущен. – Что там произошло?

– На нас упал рояль… На меня и Алана… И он… А мне просто повезло. – Ее глаза наполнились слезами. – Я была такой дурой, Дэнни! Мы ведь… ну… Это во время секса случилось… – выдавила она. – Сама не знаю, о чем я думала!

– Ничего, ничего, – беззвучно шептал Скиннер, корчась от чугунного чувства вины.

У Кей была сломана переносица, треснули два ребра… И все – его рук дело. Он причинил боль человеку, которого любил…

Это ненависть виновата.

И алкоголь…

Чертовы повара!

Я проклял не только Кибби. Всех, кто ко мне приближается, пожирает демон ненависти. Надо положить этому конец. Бежать в Сан-Франциско к Дороти.

Скиннер просидел у кровати Кей, пока не пришла ее мать – элегантная и собранная, как всегда. Женщин такого сорта возраст не портит, подумал Скиннер. Она заметно удивилась, увидев его у изголовья дочери, да еще и трезвым.

Он извинился и ушел. Являться на работу смысла не было. Заглянув в ближайшее интернет-кафе, он отправил Дороти короткий мейл и поискал в Сети дешевые билеты до Сан-Франциско.

Бежать, бежать отсюда! Вся семейка Кибби – и Брайан, и Кэролайн, – все это дурное, черное… Я их всех рано или поздно убью… если не уберусь подальше из этого проклятого места, где человек зациклен на соседях и не думает о себе.

Довольно! Больше я никому не причиню вреда.

Скиннер думал о проклятии, которое отравило все вокруг. В памяти крутилось навязчивое клише: будь осторожен, когда чего-то желаешь. Интересно, можно ли задним числом снять наведенную порчу?

Просматривая «Вечерние новости», он наткнулся на интересную заметку. Речь шла о некой Мэри Маклинток, белой колдунье, ныне ушедшей на покой, а в молодости весьма активно подвизавшейся на ниве снятия порчи и сглаза.

Жила Мэри на задворках Транента, в комплексе для бедных. Скиннеру стоило немалых трудов добыть ее телефон. Узнав, сколько ему лет, колдунья сразу согласилась на встречу.

В квартире Мэри Маклинток стояла невыносимая духота. Скиннер уселся в предложенное кресло и с чувством спросил:

– Вы мне поможете?

– В чем твоя беда?

Скиннер рассказал, что, судя по всему, навел на одного человека порчу и теперь хотел бы выяснить, можно ли эту порчу снять.

– Все возможно, – отвечала колдунья, буравя его глазами. – Я помогу тебе, но прежде ты должен заплатить. Причем не деньгами. Деньги в моем возрасте уже не нужны. – Ее глаза утонули в морщинках. – А ты, я вижу, красавчик… Член – вот что мне нужно! Членом своим заплатишь!

Скиннер пристально посмотрел на нее и покачал головой. Его губы разъехались в ухмылке.

– Шутите?

– Дверь там. – Колдунья медленно подняла скрюченный палец.

Скиннер разглядывал ее, корчась, как от боли, и думая о Кэролайн, о своей мучительной и необъяснимой импотенции… Надув щеки, он шумно выдохнул и произнес:

– Согласен.

Мэри как будто слегка опешила. Поспешно поднявшись, она колыхнула грузными телесами и уковыляла в спальню, поманив Скиннера пальцем. Он криво ухмыльнулся и последовал за ней.

В спальне стоял полумрак, пахло плесенью. Помимо большой кровати с бронзовой спинкой, мебели практически не было.

– Снимай штаны, чего стоишь! – каркнула колдунья. – Покажи свой товар.

Скиннер начал раздеваться. Старуха тоже принялась стряхивать, сдирать, свинчивать и стягивать с себя всевозможные юбки, рюши и ватные жилетки. Обнажившись, она улеглась на кровать. По матрасу растеклись волны студенистой плоти. Без одежды ее тулово казалось меньше – и одновременно страшнее. Тухлая вонь поднялась из жировых складок, где в болотцах густого пота прели хлопья отмершей кожи.

– Щупловат, – отметила Мэри, когда Скиннер снял трусы «Кельвин Кляйн». – Я думала, покрупнее будет.

Вот бесстыжая ведьма!

– В следующий раз приду со страпоном, – буркнул он.

Мэри раздвинула ноги и, отвалив несколько слоев обвисшей кожи, откопала половые органы.

– У меня кремов для смазки нет, – сообщила она. – Соплями смажешь.

Скиннер приблизился к кровати. Костлявые пальцы Мэри удерживали на весу жировые пласты, из-под которых торчали неожиданно тощие бедра. Коленные кости, казалось, вот-вот прорвут пергаментную кожу. Лобок, как ни удивительно, был покрыт густыми черными кудряшками без намека на седину. Кожа вокруг влагалища гневно краснела – очевидно, из-за инфекции, – и вся промежность походила на мертвого инопланетного зародыша.

Скиннер с невольным трепетом подумал о бессчетных годах мучительного воздержания, прошелестевших над этой голодной вагиной под тиканье неугомонных биологических часов, и заглянул старухе в лицо. Мэри игриво подмигнула в ответ – словно бледная тень ушедшей молодости проступила сквозь дряхлые черты, сделав их еще гаже и гротескнее. Скиннер влез на кровать. Колени продавили ветхий матрас, потревожили разложенные под ведьмой памперсы. Поднялся поганый запах старого кала.

Скиннер мысленно порадовался кокаиновой блокаде: ноздри его онемели и почти не регистрировали вони. Он шумно потянул носом, сгоняя сопли в рот, и отхаркнул на ладонь зеленую слизь с белыми разводами. Густовато. Он добавил еще слюны и, едва удерживая рвоту, с размаху шмякнул приготовленный коктейль на старухин лобок.