Ирвин Уэлш - Клей

На вершину и по пологому спуску вниз, к машине. По дороге следить, чтоб не потянуть на спуске какую-нибудь мышцу. Солнце слепит глаза. Когда спуск заканчивается, я финиширую на спринте, выкладываюсь по полной. Ощущения такие, будто табл вставляет. Я остановился, легкие наполнил прохладный воздух. Если Куки попробует сделать то же самое в Кастом-Хаусе или Морган в Порт-Талботе, бродяги просто не дотянут и окочурятся раньше, чем выйдут со мной на ринг. Ронни стирает с меня пот полотенцем и укутывает меня, как будто он роженица, а я его первенец. Мы садимся в машину и едем обратно в клуб.

Ронни вообще молчун. Мне это нравится, потому что мне нужно время, чтобы прийти в себя. Я не люблю, когда голову заполняет дерьмо, пропитавшее современную жизнь. Этот беспредел все соки из тебя выпивает. Настоящие битвы происходят у тебя в голове, поэтому там все должно быть в порядке. И голову можно так же натренировать, как и тело; просто научиться отделять или сразу закапывать весь кал, которым тебя каждый день закидывают.

Соберись.

Сосредоточься.

Не пускай их внутрь. Никогда.

Конечно, можно пойти по легкой дорожке и залиться синькой или жахнуться герычем, как многие вокруг. Они уже давно сдались, лузеры несчастные. Потеряешь гордость, веру в себя – считай, пропал.

Голли, надеюсь, навсегда с этим дерьмом завязал.

Таблы – другое дело. Но никто ж не знает, что будет, если долго их употреблять. Все, заметьте, знают, к чему приводит регулярное употребление пива и сигарет: они убивают, но бросать никто не торопится. Что ж тогда таблы могут наделать: убить еще раз?

Ронни все помалкивает. Меня это устраивает.

Когда запитаешь и танцуешь под музыку Карла в его клубе – мир кажется чудесным, хотя, по мне, так он слишком увлекся техно, робототехникой, как он это называет. Мне больше нравилось, когда он крутил музон позадушевней. И все равно пластинки у него – супер, он отлично работает. Его узнают, уважают. Мы можем пройтись с ним по магазинам, по клубам, и видно, что мы уже не парни с окраин. Он – N-SIGN, диджей, я – Бизнес Биррелл, боксер.

В самом деле, нам выказывают не больше уважения, чем нашим отцам-рабочим, когда они работали на заводе. Теперь же людей, которые в свое время были солью земли, считают за лохов.

Ронни из того еще поколения. Давным-давно его уволили с верфей в Розит. Теперь его жизнь – это бокс. А может, так оно и было всегда.

Нас с Карлом никто за лохов не держит. Но с этими таблами – точно надо притормозить. Все мы жрем слишком много, ну, может, Терри чуть меньше, надо отдать ему справедливость, что последнее время случается все реже. Да, мир становится чудесным, но, может, и наркот с чеком герыча, и алкан с пурпурной банкой «Теннентз» или пакетом дешевого вина вначале говорили то же самое.

Молчание – золото, это ты, Ронни, прав.

Однако сейчас он молчит как-то по-особенному. Что-то у него на уме, и я знаю, что именно. Я повернулся и посмотрел на его серебряную шевелюру, его физию, красную, как у реального алкаша. Прикол в том, что он трезвенник, это все повышенное давление. Не повезло. Сам никогда не догадаешься, а Ронни мужик неразговорчивый. Все должно твориться внутри. Может быть, я пойду тем же путем. Говорят, что мы похожи, Ронни даже говорит, что нас принимают за отца и сына. Мне эти разговоры не нравятся. Он мне не отец и родным мне никогда не будет. Прикиньте, однако: я каждый день пробегаю по восемь миль, а через десять лет у Джуса Терри цвет лица будет лучше моего. Непруха. Да на холод все это. Беспредел.

И вот он заговорил! Довольно я на обложку нагляделся.

– Хорошо б ты подумал как следует насчет этой поездки, Билли. Мы должны многим пожертвовать, сынок.

Опять МЫ.

– Все уже забронировано, – говорю.

– Понимаешь, – продолжил Ронни, – нам необходимо поддерживать форму. Морган не лох. Он вынослив, и у него есть сердце. Он напоминает мне этого Бобби Арчера, парень он боевой.

Бобби Арчер из Ковентри. Мой последний бой. Парень-то он боевой, но я прикончил его в три раунда. Боевым быть хорошо, но еще лучше, когда умеешь хоть немного боксировать и челюсть у тебя не похожа на хрустальный кубок.

Как только правый хук достиг цели, я развернулся и направился в свой угол. Бизнес кончил.

– Все забронировано, – повторил я. – Мы едем всего на две недели.

Ронни резко повернул, и машина затряслась по булыжной мостовой, ведущей к спортзалу, расположенному в старинном викторианском здании, которое снаружи напоминает сортир. Внутри оно может показаться пыточной камерой, когда за тебя примется Ронни.

Он остановил машину, но выходить не думает. Когда я собрался выскочить, он схватил меня за руку.

– Мы должны поддерживать форму, Билли, и я не понимаю, как ты намерен это делать в течение двух недель на пивном фестивале в Германии с толпой проходимцев, с которыми ты тусуешься.

Капает мне на мозги.

– Со мной все будет в порядке, – объясняю я в очередной раз. – Я буду бегать по утрам и ходить на тамошний тренировочный ринг, – говорю.

Последнюю неделю мы только и делаем, что месим этот кал.

– А что твоя девушка? Что она думает на этот счет?

Есть у Ронни одна особенность: будучи чуваком, который практически ничего не говорит, он легко может перейти всякие границы. Что думает Антея? То же, что и Ронни. Немного.

– Это мое дело. И вот что я тебе скажу: ты сам разошелся как девчонка. Забей.

Ронни нахмурился, потом стал весь такой задумчивый и уставился вдаль, через лобовое стекло. Я не люблю говорить с ним в таком тоне. Это ни мне, ни ему не приятно. Но каждый решает за себя. Тебе могут дать совет, это пожалуйста. Но нужно иметь достаточно здравого смысла и понимать, что, когда решение уже принято, разговор окончен.

Так что заткнись.

– Если б я занялся тобой два года назад, сейчас ты бы уже был чемпионом Европы и претендентом на мировое золото, – сказал Ронни.

– Ну да, – довольно холодно ответил я, оборвав его.

Не собираюсь больше слушать эту чепуху. По мне, так это неуважение к моим старикам. Отец с большим трудом выбил мне это место ученика. А мама вообще не хотела, чтоб я занимался боксом; просила меня бросить навсегда. А стать профессионалом, биться за деньги – для нее это было как переступить черту.

А Ронни все подговаривал меня заделаться профессионалом. Наши мечты должны исполняться, сказал он. Снова НАШИ. Но Ронни никогда не просечь, что на самом деле профессионалом я стал не благодаря ему, а благодаря собственному отцу. Однажды он взял меня в Лондон, и субботним вечером 1985 года мы пошли в «QPR» на поединок между Барри Макгиганом и Эусебио Педроса.

Мы пошли туда с моим дядей Энди, который живет в Лондоне. Помню, какие пробки были на Уксбридж-роуд, как мы тащились на 207-м автобусе и все боялись, что опоздаем на бой. Когда мы туда приехали, на входе толпились двадцать шесть тысяч ирландцев. Я-то хотел посмотреть на Педросу, потому что он был тогда лучший. Девятнадцать раз он защищал свой титул, я думал, что он просто непобедим. Макгиган мне тоже нравился, и хотя парень он был хороший, шансов против Главного у него не было.