Игорь Редин - Синий роман

Свердловский рок-клуб Паша имел ввиду, и делал он это в самом неприглядном смысле. К сказам Бажова он относился более снисходительно, вследствие поверхностного знакомства с творческим наследием последнего, которое сводилось к одному анекдоту:

"Хозяйка медной горы: "Ну, что, Данила-мастер, не выходит у тебя каменный цветок?"

Данила-мастер, тужась над унитазом: "Не вы-хо-ди-и-ит!""

Не прочитав ни одной уральской сказки, Паша покинул гостеприимную Хозяйку Медной Горы, так и не повстречавшись с нею. После долгих скитаний по нашей тогда ещё необъятной родине (я не знаю куда. Главное – отсюда!!!), с двумя песнями в кармане и одной парой обуви, он устал в Симферополе. Но Симферополь – не Ялта.

Теперь Паша в Ялте. Творит в студии. Такие люди, как Паша способны даже самое простое нажатие пипок превратить в творчество. О них говорят: он из любого гавна может конфетку сделать. При условии, конечно, что какашка эта связана с записью музыки.

За окном, купаясь в солнце, чирикали птички и пролетали случайные клиенты.

Пришёл Олег – человек во всех смыслах хороший, но имеющий один существенный недостаток: уж очень его много.

– Паша, – протягивая руку для приветствия, – а что там за мордовороты, – спросил он, – сидят у твоей двери?

– Заказчики, – не отрываясь от экрана монитора, ответил Паша. Протянутую руку он увидел затылком и ответил взаимным рукопротягиванием. Нетрудно догадаться, что после этого было рукопожатие.

– Вот они волшебники. У тебя курить можно?

– Кури, – Паша передвинул по столу пепельницу по направлению к голосу.

– Я вчера встретил одного своего знакомого, – Олег сладко затянулся и выпустил густую струю – не струя, а диагональный столб – дыма в потолок, – так он работает арт-директором вагона-ресторана в поезде Махачкала-Адлер. Приколись.

– Да? – Паша не страдает отсутствием чувства юмора, просто сейчас ему не до смеха. Надо срочно доделать работу, но природная вежливость не даёт ему оборвать разговор, – ты начал распространяться о волшебниках, сидящих в коридоре.

– Коррида в коридоре. А там тореадоры, – выдал экспромт Олег, – ну да. Я и говорю: сидят там два волшебника – пальцы веером – и с умным видом рассуждают о том, о чём не имеют никакого представления. Прикинь. Один говорит другому: ты раньше слышал этого Ди Меолу? Тот отвечает: нет. Тогда первый заявляет: я тоже. Круто его Агутин раскрутил?

– Да. Эти могут. Они такие, – Паша удовлетворённо потёр руки, – позови-ка их, – работа была сделана.

Паша не любит химию, но обожает Менделеева, и продукт сновидений великого русского учёного здесь ни при чём. Просто водка позволяет ему общаться со скрипкой. На трезвую голову брать её в руки Паше не позволяет совесть. А душа требует. Конфликт эфемерных субстанций на лицо. И уладить его способна только водка.

– Редин, – шёпотом, наверное, чтобы не разбудить, позвал меня Паша, – просыпайся, – на часах было десять тридцать утра.

– Чем больше спишь, тем меньше неприятностей, – мой внутренний голос попытался оправдать своего хозяина.

– Водку пить будешь? – проигнорировал зычный глас моих внутренностей Паша.

– Народная мудрость небезосновательно вопрошает: чем с утра плоха водка? – тоном только что проснувшегося проповедника ответствовал я, примеряя на себя лавры осмысленности огромного народа, – Тем, что день разнообразно провести не удастся.

Через час я согласился слушать скрипку Паши, а через полтора – умилённо размазывал по своему небритому лицу коктейль из слёз и соплей, восхищаясь виртуозной игрой новоявленного Паганини.

Затем было новое "Старое кафе". Любознательное солнце заглядывало в плохо помытое окно, помятый официант – в пузатый лопатник к Паше, а мы – в меню. Паша заказал себе солянку и коньяк, я же ограничился мидиями и бокалом Пино-Гри.

Несмотря на свою помятость, официант, словно природный катаклизм, молниеносно выполнил наш заказ. Мой внутренний снег выпал на обратную сторону Луны, где бесследно растаял. И только печальный вой одинокой пьяной собаки, заблудившейся в лабиринте моей души, говорил о том, что осадки на Луне всё-таки были.

Заслышав его, официант, словно слабенький актёришка из третьесортного фильма ужасов, наигранно поёжился, превратился в женщину и, гордо виляя бёдрами, удалился.

Всякая пьянка когда-нибудь заканчивается, и всеобъемлющий принцип Весов гласит: утром будет плохо ровно настолько, насколько хорошо тебе было вечером. Чем лучше, тем хуже. Пришли пожиратели света и отключили электричество. Беда не ходит одна. Она водит с собой электрика. Умирать – это одно, а умирать без телевизора – совершенно другое, невыносимое и плохо объяснимое занятие. Благо, есть телефонная связь и, отложив процесс общения с синдромом алкогольного похмелья до лучших, электрифицированных времён, я звоню Костику и прошу его купить по дороге бутылку водки.

– Пошли дурака за водкой – он одну и принесёт, – с вселенской грустью в голосе, констатировал я факт появления на нашем кухонном столе одной пол-литровой ёмкости.

– Я знал, что ты скажешь именно так, – ответил мне Костик, доставая из пакета ещё две бутылки водки, – вместо спасибо.

– Спасибо, – сказал я, выпил и…

твою мать! Сюда впору втиснуть некогда существующую матерную главу Венички из "Москва-Петушки", потому что бомба, в отличие от водки, дважды в одну воронку не падает.

Основательно проматерившись, я почувствовал себя способным на какие-либо действия. По меньшей мере, я понял: если водку запивать водой из-под крана, то нам за глаза хватит одной бутылки. А куда девать ещё две? И я пошёл за закуской. К Марине.

Марина, колдуя над кухонной плитой, слушала Машу. Та, в свою очередь, по памяти читала доклад на тему живучести тараканов.

– Дихлофос на них не действует совершенно. Они на нём уже собаку съели. Разве, что какое-нибудь новое средство. Сначала они – ничего – дохнут, а вот уже вторая партия вылезает из своих нор, как ни в чём не бывало.

Марина внимательно, как будто ей действительно была интересна вся эта тараканья ахинея, выслушала Машу и после непродолжительной паузы сделала вывод:

– Хорошо быть тараканом, – она попробовала наваристый продукт своего колдовства, – из второй партии.

– Дайте дихлофосу или пару-тройку тараканов, – попытался я как можно более органично влиться в их беседу, – нам закусывать нечем.

– Куда тебе ещё закусывать? – возмутилась Марина, – ты и так уже, как пестня, – она так и сказала: "пестня".

– Какая? – у меня на пестни особая точка зрения.

– Хорошая, – зная о моём двойственном отношении к музыке, она поспешила меня успокоить: – ты уже, как хорошая развёрнутая джазовая композиция, – и протянула мне пакет с закусью, – на. Только больше не пей.