Чак Паланик - Призраки (Haunted)

Просто, чтобы придать ускорения нашим страданиям. Подтолкнуть к просвещению.

Одна дырочка – и азот выйдет наружу. Бактерии и воздух проникнут внутрь. Все споры плесенного грибка, что разносились во влажном и теплом воздухе и убивали Мисс Апчхи, просочатся в серебряные пакеты и будут там размножаться, питаясь свининой в кисло сладком соусе, палтусом, жаренным в сухарях, и салатом с макаронами.

Агент Краснобай потихоньку пробрался в холл и испортил все блинчики с ягодами и фруктами, предварительно убедившись, что поблизости никого нет.

Графиня Предвидящая проскользнула в холл и проткнула все пакеты, в которых содержалось хоть что то с кинзой, предварительно убедившись, что Агент Краснобай ушел.

Каждый из нас приложил к этому руку.

Но мы портили только то, что не любим.

Сидя по турецки, на расшитых подушках, в галерее «Тысячи и одной ночи», среди гипсовых колонн в виде слонов, стоящих на задних ногах, а передними как бы поддерживающих потолок, мистер Уиттиер скажет вам, хрустя очередной горстью сухих палочек и камней:

– В глубине души мы все болеем против «своей» команды. Против человечности. Это мы – против нас. Ты сам – жертва собственной ненависти.

Мы любим войну, потому что это единственный способ завершить нашу работу. Отшлифовать наши души. Здесь, на Земле: на огромном заводе. В полировочном барабане. Через боль, ярость, конфликты. Это – единственный путь. Куда? Мы не знаем.

– Когда мы рождаемся, мы столько всего забываем, – говорит мистер Уиттиер.

Когда мы рождаемся, мы как будто заходим в здание. И запираемся в нем, в этом здании без окон, и не видим, что происходит снаружи. Если ты там пробудешь достаточно долго, ты забудешь, как выглядит то, что снаружи. Без зеркала, забывается даже собственное лицо.

Он как будто и не замечал, что в галерее всегда не хватало кого то из нас. Нет, мистер Уиттиер все говорил и говорил, пока кто то один потихонечку ускользал вниз и методично уничтожал все майларовые пакеты, в которых содержался, ну скажем, зеленый перец.

Вот так все и вышло. Никому даже в голову не приходило, что у других может родиться такой же план. Просто каждый из нас хотел слегка поднять ставки. Нам же не нужно, чтобы люди, которые нас спасут, обнаружили нас в окружении запасов сытной и калорийной еды, страдающих только от скуки и от подагры. Чтобы каждый из пострадавших, кто выжил, поправился здесь фунтов на пятьдесят.

Конечно, мы все хотели, чтобы еды оставалось достаточно; чтобы продержаться почти до конца – до того, когда нас спасут. Эти последние несколько дней, когда мы действительно будем поститься, голодать и страдать – потом их можно будет растянуть до пары недель.

Для книги. Фильма. Телевизионного мини сериала.

Мы бы поголодали совсем немножко, только чтобы у нас появились «скулы узника концлагеря», как это называет Товарищ Злыдня. Вот и Мисс Америка говорит, что чем больше выступов и углублений у тебя на лице, тем лучше ты смотришься в кадре.

Эти пакеты с гарантированной защитой от грызунов – они были такие плотные, что нам всем приходилось просить ножи у Повара Убийцы. Из его замечательного набора. Ножи для мяса, ножи для хлеба, для филетирования, для овощей. Кухонные ножницы. Всем, кроме Недостающего Звена: с его челюстью, как медвежий капкан, ему хватало и собственных зубов.

– Вы – вечные, да. А вот жизнь не вечна, – скажет вам мистер Уиттиер. – Когда вы приходите в луна парк, вы же не ждете, что вам разрешат поселиться там навсегда.

Нет, мы только приходим на время, и мистер Уиттиер это знает. Мы рождены для страданий.

– Если вы сможете это принять, – говорит он, – тогда вы примете все.

Но ирония в том, что если ты это примешь, ты больше не будешь страдать, никогда.

Ты будешь сам искать муки. Получать наслаждение от боли. Мистер Уиттиер даже и не догадывался, насколько он прав. В какой то момент, в тот вечер. Повар Убийца вошел в салон, даже не потрудившись спрятать обвалочный нож, который держал в руке. Глядя на мистера Уиттиера, он сказал:

– Стиральная машина сломалась. Теперь вам придется нас отпустить…

Мистер Уиттиер поднял глаза и сказал, не переставая жевать сухие тетраззини с индейкой:

– А что там с машиной?

И Повар Убийца показал ему что то, что держал во второй руке. Не нож. Что то длинное и болтающееся. Он сказал:

– Один повар, отчаявшийся заложник, перерезал электрический шнур…

Эта штука раскачивалась у него в руке.

Так мы лишились стиральной машины. Еще одно сюжетное событие, которое будет пользоваться спросом.

И тут мистер Уиттиер стонет и сует руку под пояс брюк, внутрь. Он говорит:

– Миссис Кларк?

Прижав руку к низу живота, он сказал:

– Ой, как болит…

Глядя на мистера Уиттиера, вертя в пальцах обрезок шнура, Повар Убийца сказал:

– Надеюсь, что это рак.

По прежнему держа руку в штанах, утопая в арабских подушках, мистер Уиттиер сгибается пополам, так что его голова оказывается между расставленных колен.

Миссис Кларк делает шаг к нему и говорит:

– Брендон?

И мистер Уиттиер соскальзывает на пол и стонет, подтянув колени к груди.

У нас у каждого в голове – для эпизода в будущем фильме, – эта сцена видится только с участием какой нибудь кинозвезды, который корчится от наигранной боли на красно синем восточном ковре. Каждый из нас делает мысленную заметку: «Брендон!»

Миссис Кларк присаживается на корточки и поднимает пустой майларовый пакет, оброненный мистером Уиттиером на шелковые подушки. Ее глаза пробегают по надписи на пакете, и она говорит:

– О, Брендон.

Мы все пытаемся стать камерой, скрытой за камерой, скрытой за камерой.

Последний штрих. Момент истины.

Вариант этой сцены в будущем фильме и телевизионном мини сериале – непременно с участием известной актрисы из королев красоты. Мысленно мы диктуем ей реплику: «О Господи, Брендон! Иисус милосердный!»

Миссис Кларк подносит пакет к лицу мистера Уиттиера и говорит:

– Ты съел целый пакет. Это же десять порций… – Она говорит: – Зачем? Почему? И мистер Уиттиер стонет.

– Потому что, – говорит он, – я все еще мальчик, и я расту… В будущей постановке королева красоты рыдает:

– Тебя же сейчас разорвет изнутри! Ты взорвешься, как лопнувший аппендикс!

В версии для кинофильма, мистер Уиттиер истошно кричит, рубашка натягивается туго туго на раздувающемся животе, он пытается судорожно расстегнуть пуговицы. И вот тогда натянутая кожа начинает рваться, наподобие того, как расходится зацепка на нейлоновом чулке. Алая кровь бьет струей прямо вверх, как вода из дыхала кита. Фонтан крови. Вскрики в зрительном зале.

На самом деле, в реальности, его рубашка лишь чуть натянулась. Его руки тянутся к поясу на брюках, расстегивают пряжку. Верхнюю пуговицу на ширинке. Мистер Уиттиер громко пердит.