Чарльз Буковски - Юг без признаков севера

– А они сексуальные?

– Очень, очень сексуальные. Господи, как они меня разжигают!

– А почему вы их не заставите это сделать? Я имею в виду, прямо сейчас. Вместе и посмотрим.

– О, их нельзя заставить. Они сами должны.

– А они часто этим занимаются?

– Они довольно хороши. Четыре или пять раз в неделю.

Те гуляли по стойке.

– Послушай, – сказал Марти, – дай мне шанс. Ты только дай мне шанс, Анна.

– Нет, – ответила Анна, – моя любовь принадлежит Джорджу. И по-другому быть не может.

Джордж целовал тем временем Рути, обминая ей груди. Рути распалялась.

– Рути распаляется, – сообщил я Даун.

– Точно. В самом деле.

Я тоже распалялся. Я облапал Даун и поцеловал ее.

– Послушайте, – сказала она, – я не люблю, когда они занимаются любовью на людях. Я заберу их домой и там заставлю.

– Но тогда я не смогу посмотреть.

– Что ж, придется вам пойти со мной.

– Ладно, – ответил я, – пошли.

Я допил, и мы вышли вместе. Она несла маленьких людей в проволочной клетке. Мы сели к ней в машину и поставили людей на переднее сиденье между собой. Я посмотрел на Даун. Она в самом деле была молода и прекрасна. Нутро у нее, кажется, тоже хорошее. Как могла она облажаться с мужиками? Во всех этих вещах промахнуться так несложно. Четыре человечка стоили ей восемь штук. Только лишь для того, чтобы избежать отношений и не избегать отношений.

Дом ее стоял поблизости от гор, приятное местечко. Мы вышли из машины и подошли к двери. Я держал человечков в клетке, пока Даун открывала дверь.

– На прошлой неделе я слушала Рэнди Ньюмана в “Трубадуре”. Правда, он великолепен?

– Правда.

Мы зашли в гостиную, и Даун извлекла человечков и поставила их на кофейный столик. Затем зашла на кухню, открыла холодильник и вытащила бутылку вина.

Внесла два стакана.

– Простите меня, – сказала она, – но вы, кажется, слегка ненормальный. Чем вы занимаетесь?

– Я писатель.

– Вы и об этом напишете?

– Мне никогда не поверят, но напишу.

– Смотрите, – сказала Даун, – Джордж с Рути уже трусики снял. Он ей пистон ставит. Льда?

– Точно. Нет, льда не надо. Неразбавленное нормально.

– Не знаю, – промолвила Даун, – но когда я смотрю на них, то точно распаляюсь.

Может, потому что они такие маленькие. Это меня и разогревает.

– Я понимаю, о чем вы.

– Смотрите, Джордж на нее ложится.

– В самом деле, а?

– Только посмотрите на них!

– Боже всемогущий!

Я схватил Даун. Мы стояли и целовались. Пока мы целовались, ее глаза метались с меня на них и обратно.

Малютка Марти и малютка Анна тоже наблюдали.

– Смотри, – сказал Марти, – они сейчас это сделают. Мы тоже можем попробовать.

Даже большие люди сейчас это сделают. Посмотри на них!

– Вы слышали? – спросил я Даун. – Они сказали, что мы сейчас это сделаем. Это правда?

– Надеюсь, что да, – ответила Даун.

Я подвел ее к тахте и задрал платье ей на бедра. Я целовал ее вдоль шеи.

– Я тебя люблю, – сказал я.

– Правда? Правда?

– Да, в некотором смысле, да…

– Хорошо, – сказала малютка Анна малютке Марти, – мы тоже можем попробовать, хоть я тебя и не люблю.

Они обнялись посередине кофейного столика. Я стащил с Даун трусики. Даун застонала. Малютка Рути застонала. Марти обхватил Анну. Это происходило повсюду.

Мне подумалось, что этим во всем мире сейчас занимаются. Мы как-то умудрились войти в спальню. И там я проник в Даун, и началась долгая медленная скачка….

Когда она вышла из ванной, я читал скучный, очень скучный рассказ в Плэйбое.

– Было так хорошо, – произнесла она.

– Удовольствие взаимно, – ответил я.

Она снова легла ко мне в постель. Я отложил журнал.

– Как ты думаешь, у нас вместе получится? – спросила она.

– Ты это о чем?

– В смысле, как ты думаешь, у нас получится вместе хоть какое-то время?

– Не знаю. Всякое бывает. Сначала всегда легче всего.

Тут из гостиной донесся вопль.

– О-о, – сказала Даун, выскочила из кровати и выбежала из комнаты. Я следом.

Когда я вошел в комнату, она держала в руках Джорджа.

– Ох, боже мой!

– Что случилось?

– Анна ему это сделала!

– Что сделала?

– Отрезала ему яйца! Джордж теперь – евнух!

– Ух ты!

– Принеси мне туалетной бумаги, быстро! Он может кровью до смерти истечь!

– Вот сукин сын, – сказала малютка Анна с кофейного столика. – Если мне Джордж не достанется, то его никто не получит!

– Теперь вы обе принадлежите мне! – заявил Марти.

– Нет, ты должен выбрать между нами, – сказала Анна.

– Кто из нас это будет? – спросила Рути.

– Я вас обеих люблю, – сказал Марти.

– У него кровь перестала идти, – сказала Даун. – Он отключился. – Она завернула Джорджа в носовой платок и положила на каминную доску. – Я имею в виду, – повернулась она ко мне, – если тебе кажется, что у нас не получится, то я не хочу больше в это пускаться.

– Я думаю, что я тебя люблю, Даун.

– Смотри, – сказала она, – Марти обнимает Рути!

– А у них получится?

– Не знаю. Кажется, они взволнованы.

Даун подобрала Анну и положила ее в проволочную клетку.

– Выпусти меня отсюда! Я их обоих убью! Выпусти меня!

Джордж стонал из носового платка на каминной полке. Марти спускал с Рути трусики. Я прижал к себе Даун. Она была прекрасна, молода и с нутром. Я снова мог влюбиться. Это было возможно. Мы поцеловались. Я провалился в ее глаза.

Потом вскочил и побежал. Я понял, куда попал. Таракан с орлицей любовью занялись. Время – придурок с банджо. Я все бежал и бежал. Ее длинные волосы упали мне на глаза.

– Я убью всех! – вопила малютка Анна. Она с грохотом билась о прутья своей проволочной клетки в три часа ночи.

В Городском Колледже Лос-Анжелеса перед самой Второй Мировой войной я выдавал себя за нациста. Я едва мог отличить Гитлера от Геркулеса, а дела мне до этого было и того меньше. Дело просто в том, что сидеть в классе и слушать, как все патриоты проповедуют, что, мол, нам надо туда поехать и добить зверя, мне было нестерпимо скучно. И я решил встать в оппозицию. Я даже не побеспокоился почитать Адольфа, просто-напросто извергал из себя все, что считал злобным или маниакальным.

Тем не менее, реальных политических убеждений у меня не было. Просто способ отвязаться.

Знаете, иногда, если человек не верит в то, что он делает, дело может получиться гораздо интереснее, поскольку он эмоционально не пристегнут к своей Великой Цели. Лишь немного спустя все эти высокие светловолосые мальчонки образовали Бригаду Авраама Линкольна – сдерживать фашистские орды в Испании. А затем задницы им поотстреливали регулярные войска. Некоторые пошли на это ради приключений и поездки в Испанию, но задницы им все равно прострелили. Мне же моя задница нравилась. В себе мне нравилось немногое, но свои задницу и пипиську я любил.