Андрей Король - Преображения

Глаза Андрея смеялись. Чистый от дум и мыслей он удалился из этой арены, пропитанной поражением. На границе двух огородов его остановил смрад.

Он узрел следующие мистерии: длинномордые, с изогнутыми вверх клыками, собратья пятилапового повернули пятоки в сторону чужого. Они были помесью бородавочника и лесной свиньи. Помимо этого их уровень агрессивности был специально генетически завышен. Они перестали жрать хрящевые плоды вислоухих розоцветных кустов. Двое из семи этих палевоклыкастых особей яростно кинулись на Андрея. Но жестокой расправы над чужаком не случилось. Она не состоялась, так как один из репликантов или слуг Сада обоюдоострым тесаком отсек свинячью мордень. Без лишних движений вспорол и второго. Клинок в кровавом жире концом уперся в сторону живых кабанов. Недовольное сопение и пыхтение, брызги жеванного пара, мотание набитых салом морд — все что они могли противопоставить мускулистому андрогину, вооруженному холодным оружием. Их решением было оставить вызов без ответа, и довольно резво они скрылись в чащобе.

Андрогин был без одежд, волос, половых органов и сосков, широк в кости, высок и строен. Он доверчиво улыбался, когда начал разговор:

— Все же хорошо, что я оказался рядом. Я вижу, что вы тоже биообъект…

Второе предложение было скорее вопросом, чем утверждением. Его собеседник не отвечал. Видя, что спасенный им «биообъект» не разговорчив и эмоционально холоден, андрогин понял, что никакой благодарности не получит и вероятно за этим молчанием могли крыться дурные намерения: будь то возможное нападение или же попытка иначе навредить ему. Тесак, опущенный и упертый в землю, снова оказался в руках. Андрогин стал еще более доброжелателен и в голосе появились нотки фальши, раздраженный этим он повысил голос:

— Он стал производить и владеющих языком. Не знающие как говорить не отличаются от этих (указал в сторону ретировавшихся свиней). Ни чем не отличаются. Ты меня понимаешь? Ответь…

Пустынь беззвучья гнездовала на кустах, шелестело спаржевое полотно.

— Да. Ты один из них. Бессознательное животное.

Презрительная гримаса. Дикий гавкающий хохот Андрея. Андрогин отвел тесак в сторону, чтобы отсечь голову. Его противника спасло копье, неожиданно пробившая грудь. Безволосый только пискнул и рухнул на кусты. Бросивший был горбуном с густыми волосами в паху и торчавшем пенисом. Убитый хоть и был без первичных половых признаков, но вывод шлаков из организма для него никто не отменял. Вытащив из груди копье, волосатый горбун его бездумно бросил прямо к ногам Андрея, перевернул тело и с помощью покрытых цыпками рук всунул свой обрубок в анус. Грязные космы углем скрывали горящие сладострастием глаза навыкате. Фрикции сопровождались сдавленными охами одобрения и шлепками по ягодицам. Ему было тесно и приятно.

Андрей прервал этот трах довольного собой уродца и трупака. Копье пронзило ягодицу. Горбатый ебарь заверещал и попытался вытащить острый наконечник, но, навалившийся всем весом на оружие, Андрей не давал ему это сделать. Хурма все углубляющейся раны и речевые атаки терпко отдавались нёбу истязателя. Задорно и с любовью водил копье вверх и вниз. Волокна мышц кровью пачкали кожу. Нежная истома связала холодное тело, исходившего в судорогах горбуна и Андрея, мешавшего вращательными движениями копьем чадящее варево из соли, ягодиц и конвульсий. Они втроем пульсировали нежно-розовым плевком на фоне безучастного перешептывания растительности. Спазмы и голосящий с пеньками рот не останавливали задор пыток, а лишь утраивали рвение. Ветки царапали живот, а сфинктер андрогина сжал и не отпускал член.

Рделось пространство.

За Андреем все время следили двое бесполых. Синеглазый и скуластый кудахтал, когда их товарищ с тесаком не добился ответа:

— Вот видишь! Сиф его спросил. Молчит он…

— Сиф лишь опрометчиво донес свою мысль. Это был не вопрос, — бесцветные глаза струились бесстрастьем.

— Здесь опасно находится, — не обращая внимания на последние слова.

— Мы выберемся, скоро последний рубеж. Мы увидим яйцо.

— Я не верю этому, Мес.

Убийство и елозенье елдака в потемках ректума не пошевелило их.

— Он убит.

— Не волнуйся, Шед. Скоро все кончится.

— Сиф был не похож на нас… Я спокоен.

— Да. Жар его духа теперь стал холодом его клинка. Все так же обжигает.

— Теперь он не будет ласкать нас там язычком.

— Меня это никогда не радовало, просто Сиф светилось от этого, и я позволял ему заниматься услаждением его сексуального аппетита.

— Ему нравилось, мне тоже. Я хочу, чтобы этот своим отростком меня ласкал. Проникал в меня. Я чувствую огонь там. Сделай же мне приятно.

Шед лег на живот, а Мес стал массажировать устье его зада. Пальцы гладили и щекотали голодную воронку. Фарфоровое вертело бедра дрожало в ореоле плавных прикосновений. Разомлевший Шед постанывал, закусывая до капелек крови губу. Запах мяты, ковыряние древка и погружение фаланг в омут наслаждения замкнули Вселенную в это полукружье. Оно тонуло, ныряя в безликие чаны, полные чернотой. Она вскипала, липкая, летели глазастые мухи, отпить медовый напиток. Кипящая чернота, прилипшие мухи, попавшие в западню. Страх, измена, пузыри ада и тьмы, менявшие образы, одежки, кожки и слова. Тонувшие насекомые в глубоких чанах теряли личины, умирали.

У Шеда от этого кружилась голова, закатывались в неге глаза. Мес решил применить то, что всегда использовал в таких случаях: росток-дилдо. Это мертвенно-бледная личинка стала проявлять признаки жизни: влезать в мякоть андрогина. По мере продвижения в тесный туннель в ней расцветал бутон розочки. Каскад удовольствия завихрился в Шеде. Он сочился слюной, а личинка все набухала. Это чрезмерное расширение, выход за границы окончился разлезанием тоненькой кожицы. Из нее пролезли щетинистые лепестки. Их голод должен быть утолен.

— Йай, йааа, — по-детски от режущего проникновения залепетал Шед.

— Я тут ни при чем!

— Вытащи это!

— Я тут ни при чем!

— Ты, ты! Виноват! Вытащи, скорее! Я прошу! — сквозь крики и корчи ныл Шед. Тер задок о землю, корни сада лишь впивались и не облегчали страданий.

— Я ту ни при чем! Заткнись!

Мес стал пихать сырой каракуль землицы в пасть Шеда, оргазмирующего от траншей в своем нутре. Бил голову. За уши и в землю! Еще удар, затем следующий, опухшая от слез рожа, удар, глотни-ка землицы. На-ка!

— Я тут ни при чем! Заткнись!

Взмахи рук были бы уместны в воде, но Шед все равно утонул. Мес стал топтать затылок не в меру крикливого дружка. Этот ералаш благополучно окончился.

— Я тут ни при чем! Заткнись!

Маленькие лепестки бритвами копошились в мешке живота. Мес разочаровано ушел.