Андрей Рубанов - Великая Мечта

Впервые – в том голодном и бессмысленном феврале – повертев в пальцах нетрудовые доходы, я понял, что голос из среды куста не врет: затея вышла если не бессмысленная, то чрезмерно рискованная. Заправлю машину, поменяю масло, куплю еду, что-то жене, продержусь три дня от силы, а потом – опять поеду? Слишком много дырок, чтобы затыкать их таким опасным способом.

Конечно, гораздо выгоднее снимать колеса комплектами. Особенно с дорогих авто. Но тогда нужна бригада – еще три человека. А мне подельники не требуются. Вчера вечером Юра сказал мне, что работает один – вот и я работаю один. Никто ничего не знает. Так безопаснее.

Товарчик ушел к пяти часам утра. В одном ларьке я сбыл все, что поновее. Три колеса, канистру. Взяли, не торгуясь. Цены, повторяю, были всем известны. Абсолютное новье шло ровно за половину его магазинной стоимости. Потертое, поцарапанное, хоженое, езженое, бывшее в употреблении – уходило за копейки; но я такое и не брал. Покупатель дал сверх пачушки скомканных отечественных купюрок бумажку в пять американских долларов – я долго и неловко мусолил ее сбитыми грязными пальцами и рассматривал на свет, пока не сообразил, что наблюдаю портрет президента Гранта, тогда как пять баксов осеняет собой президент Джексон. Обнаружив наебалово, я состроил мрачную рожу и молча вернул фуфло. Покупатель – веселый татарин лет тридцати, в грязном свитере с неимоверно оттянутым воротом, в одиночку шурующий в своей собственной шинной будке, – не обиделся, даже не изменился в лице, и тут же заменил зеленую денежку на вторую пачку рублей. На том и распрощались.

На ближайшей же заправке я залил полный бак, следуя всем известному правилу: машина – это святое, она тебя кормит, поймал деньги – тут же залей под завязку, запасись топливом. Денег еще оставалось навалом. Можно было даже по абсолютно пустым улицам промчать до Белорусского вокзала, где на втором этаже продают горячие пельмени с черным хлебом, или в круглосуточное кафе для таксистов «Зеленый огонек». Но я мудро рассудил, что утром, дома, пожрать будет проще и дешевле.

Возле второй шиномонтажной лавки стояла милицейская машина. Пока я смирно катился мимо, сидящие внутри четверо с автоматами проводили меня внимательными взглядами. Ну вас к дьяволу, поеду подальше, в Бибирево, в Строгино...

На рассвете, как обычно, я ощутил прилив сил и почти младенческое желание жить. Любовь ко всему сущему. Спокойный и прекрасный восторг. Городской рассвет хорошо наблюдать из движущегося автомобиля, открыв окна – тогда тебя бьет по лицу прохладный утренний воздух, такой плотный, что кажется – его можно откусить. Романтически-задумчивый, я в шестом часу утра добрался до третьей точки, где меня знали и брали мой балабас, но пришлось обломаться. За мутным стеклом грубо сколоченной из ржавого железа сараюхи, в яично-желтом свете электрической лампы, различались пустые пивные бутылки и двое полуголых, нечесаных, сидящих за столом и уронивших головы на сложенные руки. Переработали.

У меня оставались еще два колеса, почти новый огнетушитель и кое-что по мелочи. Можно было отправиться домой, отложить остаток дел на завтра. Но я уже поймал тот легчайший эйфорический приход, мучающий всякого, кому едва перевалило за двадцать лет, кто женат на самой красивой женщине и живет в лучшем городе Земли. Набрав полную грудь воздуха, длинно сплюнув и с наслаждением выругав себя, мудака, и весь этот мудацкий мир, я отправился в четвертое, и последнее, место. Там, на самой окраине, в отдельно стоящей будке по соседству с кольцевой дорогой, сидела банда хамоватых, но неимоверно трудолюбивых азербайджанцев: с одной стороны своего владения они продавали шашлыки, с другой стороны ремонтировали обувь, с третьей чинили автомобильные колеса – в общем, ребята делали миллионы.

В шесть утра в их заведении густо пахло анашой. Принесенные мною колеса они ощупали, как женщин.

– Якши, – сказал один.

– Олды, гагаш, – сказал второй.

– Плохой, – сказал первый, обращаясь уже ко мне. – Не будем брать.

– Я в армии служил, – ответил я. – Ругаюсь на одиннадцати языках. В моей роте половина были – азербайджанцы. Я по-вашему немного понимаю. Сколько денег даете?

Сыны солнца изобразили на лицах чудовищную обиду, затем первый с запредельным отвращением отсчитал мне деньги.

– Заезжай в любое время.

– Олды, гагаш, – ответил я и срочно свалил. Солнце уже взошло. Захотелось спать. Говорят, сон – священен. Один из моих школьных друзей цитировал свою семидесятилетнюю бабку, поучающую сорокалетнюю дочь: «Если моешь полы и вдруг захотела спать – брось тряпку, перешагни через нее, ляг и спи». Похожий совет я читал в журнале «За рулем». Тянет в сон – останови машину и поспи хотя бы четверть часа – оно освежит и укрепит... С другой стороны, спать на шумной обочине в железной коробке, насквозь пропахшей разнообразными техническими жидкостями, в получасе езды от дома, от прохладной ванны и стакана горячего чая – бессмысленно. Вместо тормоза я нажал на газ. Упрямцы и гордецы всегда так делают. Помимо их воли нога сама тянется к левой педали – дурак же стискивает зубы, шепчет себе под нос: «Ни хуя!» – и жмет правую педаль. Вперед, к цели.

Эстетически безупречным виражом я обошел огромную оранжевую колымагу, поливающую водой асфальт. За ней обнаружилась еще одна, такая же. Цугом шли. Я исполнил второй вираж, увидел красный светофор и мирно стоящую перед стоп-линией нарядную ярко-красную тачку, поновее моей и подороже, и попрестижнее. Но заметил поздно.

Мокрая дорога шоферу не товарищ – меня понесло, повело, и я с грохотом приехал.

Выпрыгнул, рванулся осмотреть повреждения. Как всегда, они оказались совсем не катастрофические. Из салона всякое пустяковое столкновение воспринимается, как катастрофа. На собственные вмятины я даже не взглянул. Изучал только ущерб пострадавших. Тут подоспели и сами пострадавшие, двое. Нарядно одетые чуваки моего возраста или чуть старше, с уверенными сытыми лицами, они выглядели враждебно. Я, правда, особо не мандражировал. В случае конфликта побился бы с удовольствием.

– Спишь за рулем?!

– Бывает – и сплю.

– Таксовал, что ли, всю ночь?

– А тебе какая разница, что я ночью делал?

После внимательного осмотра последствий аварии меня отпустило. Дорогостоящие железные углы и плоскости протараненного мною экипажа уцелели. Повредился только бампер. Я быстро исчислил в уме свои финансовые потери: деталь, плюс работа, плюс некую сумму сверху, нечто вроде морального ущерба – и озвучил сумму. Достал и показал деньги.

– Отдам прямо сейчас. Не согласны – вызывайте ментов.

– Каких, бля, ментов?! Деньги – я уже знал – не следует передавать из руки в руку. Надо положить их на что-либо горизонтальное. Бросить, швырнуть, обойтись с презренной бумагой максимально небрежно. Я так и сделал. Ударил сверху ладонью. Железная поверхность капота загудела басом.