Андрей Рубанов - Великая Мечта

И тогда тебе трудно бывает не запечалиться, наблюдая старых друзей, снискавших квартиры и автомобили, устойчивые бизнесы и загородные особнячки, депозиты и кредитные карты, золотые часы и ботинки с кожаными шнурками, шелковые рубахи, заграничные паспорта, телевизоры с плазменными экранами и прочие повсеместно признаваемые обществом элементы достатка, – пока сам ты долгими годами кормил вшей, доходил на баланде и подставлял загривок под дубинки кумовьев.

Усилием фантазии я проделал быстрое путешествие в голову бывшего сокамерника и ухитрился осознать его органами чувств – себя: престижно и по сезону одетого, насквозь пропахшего дорогим парфюмом и еще более дорогим алкоголем, в целом вполне солидного, с идеально подстриженными ногтями и чисто выбритыми щеками мэна на фоне огромной сверкающей брички, всегда готовой разорвать вселенский хаос ревом мотора и ослепительным светом сверхмощных фар. Наблюдая сей впечатляющий интерфейс, посторонний человек легко может принять меня за преуспевающего человека, – и ведь не объяснишь, что на самом деле я никто, мелкий дурень, банкрот, бес и балбес...

– Красавчик ты, – хмыкнул мой тюремный друг.

– В смысле?

– Тачка. Прикид. Поднялся, да?

Мне стало смешно и горько.

– Нечего мерзнуть, – сказал я. – Садись в машину.

– А что у тебя с лицом?

– Спортивная травма.

Слава хрипло кашлянул, отошел в сторонку и сплюнул, обильно и жидко – так аквалангист плюет на стекла своей маски перед погружением в океан. Когда вновь подошел, его глаза слезились. Прежде чем утвердиться на сиденье, тщательно обстучал снег с ботинок. Скрипуче, с натугой заговорил:

– Есть много интересных тем, братуха... Вот, на днях, надыбал пару сладких коммерсантов. Неприкрученных. Лохи – конченые. Ничего не боятся. Собираюсь прикрутить. Чисто нужно найти грамотный подход. Надеюсь, ты мне что-то присоветуешь. Нагружу фуцанов по полной программе – и буду в шоколаде. Ты же знаешь – мне много не надо... Нормальная хата, тачка, пару штук в месяц на жизнь...

Вдруг меня крепко прорубило на общегуманитарные эмоции.

Жалость, как и зависть, на мой, сугубо субъективный, взгляд, относится к числу основных, базовых колебаний человеческой психики – хочешь или не хочешь, а подвержен; испытывая теперь самую банальную, резкую жалость к своему тюремному другу – в общем, доброму человеку, – я поежился и замаскировал замешательство раскуриванием сигареты.

Да, он был добрый, именно добрый – несмотря на одиннадцать лет, отсиженных тремя сроками.

– Кто такой? – осведомился Юра.

– Мой братан. Я с ним сидел.

– Сидел? Это святое дело. Чего хочет?

– Денег.

– Ну и дай ему денег. Рублей двести. Новыми.

– Двести ему мало. Он рассчитывает на большее. Он думает, что я устрою всю его жизнь.

– Скажи ему, чтоб так не думал.

– Он сильно расстроится. А я не хочу расстраивать братана.

– Зато ты будешь с ним честен.

– Попробую...

– Пробуй, – разрешил друг. – Только быстро. У тебя куча дел.

– Как давно ты на воле, Слава?

– Почти три недели.

Это «почти» мгновенно опрокинуло меня в юмор. Не просто «три недели», а «почти три недели», – чувак считает каждый свободный день, так же, как считал там, за решеткой, каждый отсиженный день, – с ума сойти, неужели и сам я когда-то был таким же?..

Рядом с мной сидел реликт похлеще Юры Кладова. Динозавр, мамонт, доисторический монстр. Тот – погиб, а этот – сгнил и отстал от жизни. Но ухитрился выжить и вернуться. По моим подсчетам, на реабилитацию и врастание в послетюремную реальность ему требовался минимум год.

– Послушай меня, брат. Сейчас – ничего не делай. Совсем ничего, вообще. Сиди дома. Плавай в ванне и жри коньяк. Привыкай. Адаптируйся. Появись у меня через месяц. Лучше – через два...

Слава горько улыбнулся.

– Братан, у меня денег нет. Совсем. Нисколько.

– Деньги я тебе дам. Насчет денег не волнуйся. Но – ради Бога, не делай ничего. Времена изменились. На дворе другая эпоха...

Услышав слово «эпоха», Юра выразил лицом крайнюю степень отвращения, но я сделал вид, что не заметил, и продолжал:

– Не ходи по коммерсантам. Не вымогай у них ничего. Иначе очень быстро окажешься там, откуда вылез три недели назад... После тюрьмы я стал очень осторожный. И ты таким же будь. А сейчас мне пора ехать...

– Спешишь, да?

– Не то чтобы спешу, но работа не ждет. Cлава помолчал. Сложил в замок красные с мороза руки и подышал в них.

– Я знаю, что ты подумал, братан, – сказа он. – Шел себе, спешил по своим делам, и вдруг хуяк – и вылезает навстречу какой-то крендель... Гость из прошлого... Считай – мертвец... Чего-то от тебя хочет... Темный, дикий, ни во что не врубается...

– Я так не думал, – соврал я.

– Помолчи! – вдруг грубо сказал Юра. – И послушай.

– Это все правильно, – продолжал Слава, не глядя на меня, трудно выдавливая фразы, – только не стану я, как ты мне присоветовал, дома сидеть и в ванне плавать. У меня, во-первых, дома нет. У мамани пока живу, а там и без меня трое в двух комнатах... А во-вторых, не хочу я дома сидеть. Двигаться хочу. Что-то делать. Насиделся я уже. Шевелиться мне надо, братан. Ходить, бегать, летать, ползать – мне без разницы. Главное – двигаться. Иначе – навсегда отстану...

– Понял теперь? – тихо спросил Юра.

– Нет.

– Ну и дурак. Люди из прошлого – тоже люди. Такие же, как и ты.

– Ты себя имеешь в виду? Или его?

– Обоих.

– Но ты – мертвый. В отличие от него.

– Мертвый, живой – какая разница?

– Все. Хватит. Многовато для меня на сегодня гостей из прошлого.

– Что поделать. Мертвых вообще больше, чем живых.

– Слава, – сказал я, – вот номер моего телефона... Позвони вечером. Завтра – приезжай. Заберешь у меня денег. Много не обещаю, но пока я жив – ты с голоду не умрешь.

– Не по душе мне, братан, сидеть у тебя в нахлебниках.

– Зато мне так проще. Часов в семь вечера буду ждать твоего звонка. А завтра – словимся. Посидим, вместе подумаем, как быть...

Слава шмыгнул носом.

– Учти – я за тебя любого порву. На части порежу. Только скажи. Кто бы ни был – поломаю. Любой рамс раскачаю. Если ты там кому должен, или что-то в таком роде – разведу на пальцах, легко. Я – Слава Кпсс. Меня вся Москва знает.

– Нам пора, – веско напомнил Юра.

– Куда?

– В магазин. Оружейный. Купим нормальный ствол. Лучше – пистолет.

– Ты ж хотел обрез пилить.

– Дурак. Это было сказано метафорически.

– Пошел ты со своими метафорами!

Пока мы препирались, Слава благодарно сжал мое плечо несильными пальцами зэка, в некотором замешательстве поискал ручку на двери, наконец нашел и побрел прочь. Завтра надо будет встретиться, пообещал себе я. Денег дать. А главное – доходчиво объяснить камраду, что времена палеолита русского капитализма уже закончились, толком так и не начавшись. Что легких денег больше никогда не будет, что образ беспечного русского бандита, мордатого широкогрудого хлопчика, кандидата в мастера спорта по вольной борьбе, с кинжалом во внутреннем кармане кожаной куртки, ныне принадлежит истории. Что гранитные подбородки и хищные прищуры ныне не пользуются спросом. Что ныне каждый пятый взрослый мужчина носит те или иные погоны, а организованная преступность постепенно отдрейфовала туда, где ей самое место – на улицу.