Чак Паланик - Бойцовский клуб (перевод А.Егоренкова)

В конце концов, Марла все-таки заглянула в морозилку. Ну ладно, сначала-то была маленькая потасовка. Я пытаюсь ее остановить, и пакет, который она держала в руках, выскальзывает на пол, расплескивается по линолеуму, и мы вместе поскальзываемся в белой жирной массе, и с отвращением поднимаемся с пола. Я обхватил Марлу за пояс сзади, ее темные волосы хлещут меня по лицу, ее руки прижаты к бокам, а я повторяю снова и снова: «Это не я». «Это не я».

«Я этого не делал».

— Моя мама! Ты всю ее разлил!

«Нам нужно было приготовить мыло», — говорю я, уткнувшись лицом в ее ухо. — «Нам нужно было постирать мои штаны, оплатить аренду, починить утечку в газопроводе. Это не я».

«Это Тайлер».

Марла кричит:

— О чем ты говоришь? — и рвется из своей юбки. Я на четвереньках пытаюсь выбраться из жирного пятна на полу, сжимая в руке юбку Марлы из индийского хлопка с тиснением, а Марла в трусиках, остроносых туфлях «Филз» и крестьянской блузе рвется к холодильнику, открывает его морозилку — и внутри нет коллагенового фонда доверия.

Внутри только две старых батарейки для фонарика — и все.

— Где она?

Я уже ползу от Марлы и холодильника, пятясь назад спиной, мои руки соскальзывают, туфли скользят по линолеуму, и моя задница оставляет чисто вытертую полосу на грязном полу. Я заслоняюсь юбкой, потому что не осмеливаюсь взглянуть ей в лицо, когда рассказываю.

Правду.

Мы сварили мыло из этого. Из нее. Из матери Марлы.

— Мыло?!

«Мыло. Кипятишь жир. Смешиваешь со щелоком. Получаешь мыло».

Когда Марла начинает кричать, я бросаю ей в лицо юбку и бегу. Поскальзываюсь. Бегу.

Марла гоняется за мной туда и сюда по первому этажу, мы притормаживаем на поворотах коридоров, врезаемся по инерции в оконные рамы. Поскальзываемся.

Оставляем жирные, грязные от половой пыли отпечатки рук на цветочных обоях, падаем и скользим на руках, снова встаем, бежим дальше.

Марла кричит:

— Ты сварил мою маму!

Тайлер сварил ее маму.

Марла кричит, постоянно цепляясь ногтями за мою спину.

Тайлер сварил ее маму.

— Ты сварил мою маму!

Входная дверь все еще нараспашку.

И вот я вылетел сквозь эту дверь, а Марла орала в проем позади меня. На бетонном тротуаре мои ноги перестали скользить, так что я просто бежал и бежал. Пока, наконец, я не разыскал Тайлера, — или он разыскал меня, — и не рассказал ему, что произошло.

У каждого по банке пива, Тайлер и я раскинулись на сиденьях машины, — я на переднем. Марла, наверное, до сих пор в доме, бросается журналами в стены и орет, какой я мудак и чудовище, двуличный капиталист, вонючий ублюдок. Мили ночи между мной и Марлой грозят насекомыми, меланомой и плотоядными вирусами. А тут, где я, — не так уж и плохо.

— Когда в человека попадает молния, — рассказывает Тайлер. — Его голова превращается в тлеющий бейсбольный мяч, а змейка на ширинке намертво заваривается.

Я интересуюсь: «Сегодня вечером мы уже достигли крайней черты?» Тайлер откидывается назад и спрашивает:

— Если бы Мэрилин Монро сейчас была жива — что бы она делала?

Я говорю: «Спокойной ночи».

С потолка свисает светильник, и Тайлер говорит:

— Царапалась бы в крышку гроба.

Мой босс подошел прямо к моему столу со своей легкой улыбочкой, — губы сжаты и вытянуты, — его пах на уровне моего локтя. Я поднимаю взгляд от накладной, которую составлял для процедуры возврата. Такие бумаги всегда начинаются одинаково:

«Это извещение прислано вам в соответствии с Национальным актом о безопасности моторных транспортных средств. Мы установили наличие дефекта…» На этой неделе я применил формулу подсчета задолженности, и A умножить на B умножить на C получилось большим, чем стоимость возврата.

На этой неделе виновата маленькая пластиковая защелка на дворниках, удерживающая резиновую полоску. Хламовая штучка. Только две сотни машин пострадало. Ничто, если говорить о стоимости производства.

На прошлой неделе был более характерный случай. На прошлой неделе дело было в какой-то кожаной обивке, обработанной небезызвестным тератогенным веществом, — синтетикой «Ниррет» или чем-то вроде, настолько нелегальным, что такие дубильные вещества используют сейчас только в странах третьего мира. Нечто настолько сильное, что может вызвать врожденные дефекты в зародыше любой беременной женщины, которая прикоснется к нему. На прошлой неделе никто не звонил в транспортный отдел. Никто не устраивал возвратов.

Новая кожа помножить на оплату труда помножить на административные расходы равнялось больше, чем доходы в нашем первом квартале. Если даже кто-то и обнаружит наш брак, мы все равно сможем выплатить компенсации множеству обиженных семей, пока приблизимся к сумме стоимости замены кожаной обивки в шести сотнях салонов.

Но на этой неделе у нас кампания по возврату. И на этой неделе ко мне вернулась бессонница. Бессонница, — и снова весь мир как будто замер, могилой навалившись на меня.

Мой босс надел свой серый галстук, так что сегодня, наверное, вторник.

Мой босс принес листок бумаги к моему столу и спрашивает, не терял ли я чего-нибудь. Этот листок остался в копировальном автомате, говорит он, и начинает читать:

— Первое правило бойцовского клуба — не упоминать о бойцовском клубе.

Его глаза пробегают туда-сюда по бумаге, и он хихикает.

— Второе правило бойцовского клуба — нигде не упоминать о бойцовском клубе.

Я слышу слова Тайлера из уст моего босса, Мистера Босса средних лет, с семейным фото на рабочем столе и мечтами о раннем выходе на пенсию, мечтами о зимах, проведенных в трейлерном доме-прицепе где-нибудь в пустынях Аризоны. Мой босс, с экстра-крахмальными рубашками и прическами по записи на каждый вторник после ланча, — он смотрит на меня и говорит:

— Надеюсь, это не твое?

Я — Кипящая В Крови Ярость Джека.

Тайлер просил меня отпечатать правила бойцовского клуба и сделать для него десять экземпляров. Не девять, не одиннадцать. Тайлер сказал — десять. А у меня бессонница и я не спал трое суток. Это, наверное, отпечатанный мной оригинал. Я снял десять копий и забыл забрать его. Копировальный автомат вспышкой папарацци освещает мне лицо. Бессонница ложится расстоянием между тобой и всем остальным, копия копии копии. Ты не можешь ничего коснуться, и ничто не может коснуться тебя.

Мой босс читает:

— Третье правило бойцовского клуба — в бою участвуют только двое.

Никто из нас двоих и глазом не моргнет.

Мой босс читает:

— Бои идут один за другим.

Я не спал три дня и сейчас засыпаю. Мой босс трясет бумажкой под моим носом. «Так что?», — спрашивает он. Это — та самая игра, на которую я трачу время компании? Мне платят за мое абсолютное внимание к работе, а не за трату времени на военные игрушки. И мне платят не за осквернение копировальных автоматов.