Саян З и Женя Ф. - Бурят цвета хаки

Форму выдали старого образца. На три размера больше. Как всё остальное. Советские запасы после «Операции в Афганистане».

Девочек в учебной группе было около сорока. Из разных частей России и Европы. Одна бурятка, полячка, немка, украинки, две девочки из центра России, одна с Питера. С разными судьбами, целями и мечтами, которые остались в прошлом. Теперь у них были только задачи.

А до задач нужно было пройти обучение и выпускной экзамен. Экзамен должны были сдать только четверо из них. После экзамена они станут подругами, соратниками, командой. После, а пока они конкуренты, соперники.

Они практически не общались. Только по работе, только команды «Готов, держу, свободен…» По вечерам каждый забивался в свой угол – учил, писал или читал – всё по работе.

По ночам она пыталась плакать, плакать хотелось, но слёз не было. Она ушивала форму, сушила берцы, подгоняла снаряжение и смотрела на карты. На местные, европейские.

Она рассматривала города, посёлки, шоссе, расстояния между пунктами. Железные дороги, администрации, склады, глубину рек, характеристики мостов.

Она рассматривала места боёв, позиции армий, батальонов, направления атак и отступлений. И трассу, на которой погиб её брат…

Трассу и её окрестности она выучила наизусть. Ей казалось, что она с закрытыми глазами может проползти местность вдоль и поперёк. Вот речка, мост, вот поворот. Здесь удобное место для засады, а здесь покоится та колонна…

С той стороны российский батальон, из Бурятии. С этой стороны – местный. А между ними серая зона.

Занятия проходили в какой-то тюрьме или в чём-то очень её напоминающем. Теория в большом «каменном» кабинете, практика во дворике или на полигоне.

Она научилась делать уколы, перевязывать, зашивать, интубировать и прочим прелестям в работе парамедика. Но это была только официальная часть их подготовки.

Не сдавшие экзамен отправлялись в войска. Если повезёт – в войска на передовой. Не повезёт – в тылу.

Сдавшие занимались другой работой, для которой их и готовили. Кто-то уходил в партизаны на оккупированную территорию, кто-то отправлялся в Россию, кто-то дальше.

А для сестры было важно добраться до той колонны любой ценой. Найти брата среди живых или мёртвых.

Учёбу она прошла. Экзамены тоже. Теперь было нужно попасть на тот участок. И найти брата.

С братом они всегда жили параллельно.

Что в детдоме, что на «гражданке».

Не было никаких душещипательных сцен, когда сестра защищает брата или наоборот. Нет.

Не было совместных увлечений, занятий, друзей.

Каждый тусовался в своей среде. Каждый занимался своим делом.

Но и посторонними друг для друга они не были.

Не были чужими людьми. Общались, когда удавалось. А это было редко. Помогали, если было нужно. Повзрослев, она стала чувствовать себя его матерью, защитой.

Они оба знали, что рядом есть родной человек. Что они не одиноки. Это не было каким-то чувством. Это скорее, можно было назвать знанием. Они знали. По-особому, но знали.

Наверное, так бывает у спортсменов, которые подолгу занимаются в команде. У баскетболистов или альпинистов.

Эти невероятные моменты, когда игрок в атаке бросает мяч в пустое место, зная, что через мгновенье там окажется напарник. Многие называют это чувством локтя. Но у них это было знанием. «Я чувствую» и «Я знаю» – всё-таки разные вещи, согласитесь.

И это их знание чувствовалось со стороны. Может быть, поэтому у них не было эксцессов в детдоме.

Они были похожи. Среднего роста, жилистые. Гибкие ловкие, типичные бурятские деревенские дети. Смуглые, узкоглазые, симпатичные, но не красавцы. Обычные.

Она спокойная, думающая девочка. Многие считали её застенчивой, но это было не так. Она была осторожной и терпеливой. Могла подолгу терпеть придирки, а потом взрываться и в нужный момент восстанавливать статус-кво или справедливость, в зависимости от ситуации. Типичная старшая сестра.

Он младший. Безалаберный, хулиганистый, вечно попадающий в истории. И знающий, что сестра его вытащит. Она вытаскивала его всегда.

Как и все дети в детдоме, они ходили в секции. Иначе никак. В детдоме считалось, что свободное время плохо влияет на детей. Поэтому все дети были «под полезной нагрузкой».

Кто-то пел, кто-то боролся. Более-менее свободные дни были в среду и субботу, потому что только школа. И воскресенье, потому что выходной.

Она пыталась заниматься пением и музыкальными инструментами. Но после нескольких уроков ей посоветовали танцы. На танцы она не хотела.

Борьба была только для пацанов и почти вся мужская часть детдома ходила именно туда. Поэтому она выбрала шахматы и акробатику.

С тренерами повезло. Они были мастерами, любящими своё дело. Она подолгу сидела в кабинете, разбирая шахматные задачки, в её голове разыгрывались баталии, сражения, морские бои. К концу школы она обыгрывала всех. И девочек, и мальчиков.

А на акробатике ей приходилось терпеть. Тренер видел её нежелание становиться чемпионом. Поэтому относился к ней снисходительно. Она выполняла все простые упражнения, сдавала зачёты, но не блистала.

С возрастом становилось всё сложнее. Наверное, как и всем подросткам. В детдоме и школе. И с преподавателями, и с ровесниками. Организм рос, требовал открытий и приключений. Требовал свободы. Она как-то с этим справлялась. Посвящая себя учёбе и книгам. Она называла это «внутренней интеллигенцией».

У брата это было по другому. Через конфликты. Через хулиганские проявления своего Я. Через протест. Через максимализм. Как и у большей части его ровесников.

Когда она закончила школу и покинула детдом, брат сбежал. Скандала не хотел никто. Ни руководство детдома, ни местный участковый, ни она с братом. Он закончил школу дистанционно и получил документы. Тихо, без выпускного и фанфар.

Брат сразу побежал в военкомат, но его не взяли. По возрасту. Как она и говорила. Он стал работать у местного фермера. И готовиться в армию. Учиться он не желал. А строить жизнь было нужно. Поэтому армия. По вечерам он где-то пропадал с местными мужиками.

Она работала продавцом. В деревенском магазинчике. Потом дом, хозяйство, куры и огород. День за днём. Самый спокойный год их жизни.

Жизнь их текла параллельно. Каждый готовился к своему пути, к своей жизни. Казалось, их жизнь только начинается и будет долгой. Но. Большая политика ест маленьких людей.

То утро началось обычно. Зима, крестьяне чего там делают, торжествуют, что ли. Как там у поэта? Чего торжествовать-то? Снега навалило. Ни в туалет, ни за ограду. На конец зимы совсем не похоже.