Андрей Рубанов - Сажайте, и вырастет

Но я все же шагнул вперед.

Тут кто-то очень злой и серьезный, с худыми руками, неимоверно заспанный – его сильно опухшие веки то и дело тяжело падали вниз, но тут же он снова таращил внимательные глаза,– возник передо мной и ударил кулаком по качающейся перед моим носом грязной ноге. Ткнул несильно, но так чувствительно, что обладатель гниющего копыта подтянул ногу, жалобно застонав внутри своего яркого сна. Против своей воли я увидел, как из проймы его грязных, почти истлевших семейных трусов, прожженных в двух местах, с торчащей из пояса перевязанной узлами резинкой, вывалились очень крупные, коричневые, покрытые ярко-красной сыпью яйца, а кроме того, стало очевидно, что и самый член сильно эрегирован, стоит торчком, крепко натягивая истончившуюся ткань.

Мне опять показалось, что пора разворачиваться. Но изможденный весело улыбнулся мне, и я передумал. Изможденный поднял глаза выше и отыскал взглядом удрученного человека с внешностью уроженца Центральной Азии, – искусно балансируя, он сидел, подобрав под себя короткие ноги, на краю верхнего ряда спальных мест.

– Слышь,– негромко, но внятно позвал изможденный.

Азиат очнулся от полудремы.

Изможденный указал на интимный непорядок спящего.

– Толкни его... Скажи, чтобы поприличнее вид принял...

Просияв, азиат с удовольствием потряс соседа за колено, почти разбудил. Тот заворочался, получил во сне несколько слабых тумаков от прижатых справа и слева и прикрыл свой срам.

– Только что вошел? – спросил изможденный, обратив на меня красноватые глаза. Он разлеплял сухие губы с видимым трудом.

– Да.

– Пойдем со мной... Ловко разрезав голую толпу плечом, он вывел меня к воздуху и свету, в конец пространства. Здесь, в торцевой стене, имелись два широких длинных окна, на каждом – решетки, а за ними еще и «реснички» – длинные полосы крепкого металла, часто вваренные в раму под углом, чтобы проходил воздух, но не прямой взгляд.

Под окнами суетились несколько очень потных, грязных молодых людей в семейных трусах,– негромко переговариваясь, они ловко манипулировали толстыми веревками, свисающими из окон. В простенке висел большой телевизор. Под ним, прямо на полу, на самодельной электроплитке стояла железная миска, в ней жарилось что-то малоаппетитное. Часть стены рядом представляла собой внушительный иконостас: в несколько рядов висели изображения святых. Лики их были суровы. Точно так же – испытующе, пристально – смотрели на меня глаза моего визави: серое лицо, впалые щеки, диковатый взгляд.

Изможденный вдруг откинул какую-то цветастую тряпку, оказавшуюся занавеской, – и я увидел прямоугольную нору на две кровати, закрытую с трех сторон вертикально натянутыми одеялами. Тюремная палатка поддерживалась целой системой больших и маленьких веревок. С четвертой стороны была стена, решетка и иконы.

– Присядь,– сказал изможденный, уселся напротив и задернул полог. Быстро, внимательно оглядев мой пятисотдолларовый спортивный костюм, он прикусил губу, о чем-то на миг задумался, сдвинул брови и поинтересовался:

– Откуда сам?

– Из «Лефортово».

– Из «Лефортово»? – изумился мой собеседник. – Террорист? Маньяк? За что попал?

– За аферы. – Я полез в карман и достал сигарету. Изможденый сделал предупреждающий жест.

– Просьба,– объявил он. – Перед образами – не кури. Хорошо?

Я торопливо кивнул.

За матерчатыми стенами ровно, как пчелиный рой, гудели звуки сотни голосов.

– Значит, аферы твои – серьезные, раз тебя – в «Лефортово»... Давно сидишь?

– Восемь месяцев.

– Не срок.

– Третий раз за день слышу эти слова,– признался я. – Восемь месяцев – это что, так мало?

– Как сказать... Я, например, сижу четыре года.

Теперь уже изумился я.

– Четыре года – в следственной тюрьме??? Ты – осужден, да?

– Нет. Я – за судом.

Изможденный был молод, но его манера беседы, а также мимика показались мне чрезвычайно зрелыми, достойными скорее сорокалетнего мужчины.

– А что значит – «за судом»? – спросил я.

– Это значит, что меня судят.

– Четыре года – судят?

– Именно.

– А разве так бывает?

– И не такое бывает,– невесело высказался мой собеседник. – Я Станислав. Стас. Можно – Слава. Погремуха – «Слава Кпсс». Будем знакомы.

Изможденный Слава показал большим пальцем на свое предплечье, где имелась татуировка: две латинские буквы S в виде дважды изломанных, ударяющих вниз молний.

– Сделал по молодой глупости,– объяснил Слава Кпсс. – Три года назад. Теперь – жалею.

– Почему? – полюбопытствовал я.

– Рисовать на себе – грех,– строго провозгласил Слава. – Язычество.

– Значит,– я кивнул на иконы,– это все твое?

– Мое,– коротко ответил Слава.

– И что,– поинтересовался я вежливо,– Бог тебе помогает? Выполняет твои просьбы?

– Бог – это не Дед Мороз,– еще строже ответил Слава. – Его просить – бессмысленно. Он только одну просьбу реально может выполнить.

– Какую же?

– Если попросишь у него сил.

Из-за распяленных шерстяных тряпок, снаружи, донеслись возбужденные возгласы, и мой новый приятель, дружески опершись ладонью о мое колено, высунул голову за занавеску.

– Что там?

– Еще одного завели,– оповестили ближестоящие.

– Ага. Ну, пусть тоже подходит. Вот что творят! – посетовал Слава, снова удобно усаживаясь на узорчатом покрывале. – Сто тридцать семь человек на тридцати двух местах!

– Здесь всегда так? – с ужасом спросил я.

– Нет, конечно, – успокоил меня мой новый приятель. – Сейчас еще терпимо. В прошлое лето набили под сто пятьдесят. А в позапрошлое...

С внешней стороны занавески послышался громкий, грубый баритон:

– Где? Здесь? Или здесь? А? Истончившаяся, во многих местах заштопанная ткань откинулась в сторону. Круглолицый плечистый человек моих лет с тяжким выдохом уселся рядом со мной и смахнул со лба пот.

– Час в радость, бродяги! – оглушительно провозгласил он. – Мир вашему дому! Кто смотрящий этой хаты?

– Только что вошел? – дружелюбно осведомился Слава Кпсс.

– Ага! Я – Дима Слон! А ты – смотрящий, да?

– Смотрящий? – осторожно переспросил Слава. – А что это такое, «смотрящий»?

– Слышь,– с вызовом проговорил Дима Слон. – Я,вообще-то, пацан при понятиях. Со мной не надо так шутить. В нормальной хате всегда есть смотрящий, и я хочу с ним поговорить...

Слава Кпсс выдержал паузу и позвал:

– Джонни!

Из-за занавески появилась ладная, чрезвычайно мускулистая фигура.

– Тут ищут смотрящего! – сообщил Слава. Полные, яркие, хорошего славянского рисунка губы атлета раздвинулись в осторожной улыбке.

– А это что такое?

– Не знаю.

– И я не знаю. Дима Слон подозрительно пошарил глазами.

– Пацаны, чего вы гоните? Давайте, в натуре, без этих шуток!