Женя Ро - Там, где ночь

– Сколько тебе сейчас?

– В октябре будет двадцать.

– Получается, ты здесь торчишь больше пяти лет?

– Да нет, я же не сразу сюда приехала.

Луна затушила сигарету и полезла под стол. Там стоял небольшой потёртый кожаный рюкзак. Она вытащила из него потрёпанную карту США и развернула её на столе. Красным маркером была начерчена линия вдоль всей страны – путь Луны от Нью-Йорка и до самого Милого Дома. Линия была не прямой, она шла зигзагами и порогами. На многих городах восточного побережья стояли крестики. Их становилось меньше к середине штатов, а ближе к западному побережью некоторые города были обведены кружочком.

– Понимаешь ли, – продолжила она. – Проблемы со сном у меня так и не закончились. Я могу неожиданно отключиться в любой момент. Например, я не помню, как оказалась у тебя в машине.

Ли улыбнулась:

– Ты могла попасть в беду, но это уже не важно.

– Ха-ха. Со своим нарушением сна в беду я попадаю регулярно!

– Если честно, я уж было подумала, что ты пьяна или под наркотиками.

– Нет! – протянула Луна, запрокинув голову назад. – После больницы я очень долго не могла отойти от этих лекарств. Не знаю, чем они меня там пичкали. Вырвавшись оттуда, я автостопом добралась до Нью-Йорка, где не знаю сколько слонялась в полуживом состоянии. Я жила в метро.

Ли чуть не подавилась своим кофе, услышав это.

– Да, я не выходила на улицу, ездила то по одной ветке, то по другой. Потом, когда начала приходить в себя, как-то разыскала Кейт. Вид у меня был ещё тот! Она меня привела к своему знакомому – и прямо на пороге я отключилась. Как обычно. Сестрёнка меня привела в порядок, просила, чтобы я побыла некоторое время в Нью-Йорке. Но я продолжала засыпать где попало и когда попало. Я не хотела никого напрягать. Села на первый попавшийся поезд, который, как оказалось, ехал в Кливленд. И на удивление – там мой сон стал более-менее нормальным.

Я решила, что выздоровела, и отправилась в Вашингтон. Там живёт моя бабушка. Но едва сойдя с поезда, я опять выключилась. Меня подобрали полицейские и направили в приют – мне же было лет пятнадцать или шестнадцать, не помню. Документов с собой у меня никаких не было. Из-за моих отключек они начали подозревать, что со мной не всё в порядке. Пришлось опять бежать.

Так я прыгала с места на место и со временем заметила, что чем дальше я продвигаюсь на запад, тем меньше у меня проблем. Уж не знаю, почему это так, может, какие-нибудь геомагнитные бури виноваты или озоновые дыры… Я где-то читала об этом. В Милом Доме я больше месяца придерживалась нормальной жизни. Не знаю, что вчера случилось. Дальше на запад я не забиралась – не было нужды, но теперь… Меня ещё и уволили за прогул – я была на испытательном сроке.

За окном начинало темнеть. Луна смотрела на заходящее солнце, крутила в руках пачку сигарет Ли и о чём-то думала. Ли была поражена её историей. Некоторое время они сидели молча, пока Луна резко не вскочила:

– Ладно, мне пора. Приятно было познакомиться.

Она схватила рюкзак, пулей выскочила из закусочной и исчезла за углом.

Ли озадаченно посмотрела ей вслед и попросила ещё одну чашку кофе и счёт. Все рассказанное Луной заставило её глубоко задуматься, и чем больше она прокручивала в голове её слова, вспоминала её манеру говорить и выражение лица, тем больше ей хотелось ещё раз встретить эту девушку. Казалось, она излучала какой-то фантастический свет, притягивающий внимание и вызывающий интерес. Более того, Ли видела в ней родственную душу: им обеим приходилось нелегко и обе они так или иначе росли без родителей.

Всё ещё думая об этом, Ли вышла на улицу и отправилась к своей машине. Лицо её было напряжено, а брови немного нахмурены. Она бросила сумку на заднее сиденье и огорчилась, увидев бордовые ковбойские сапоги, лежащие на полу. Почему она не сказала про них Луне? Ли попыталась вспомнить, была ли обувь на её ногах, но тогда она не обратила на это внимания. Неужели эта девушка разгуливает босиком?

Печально вздохнув, она села за руль и медленно выехала на дорогу, ведущую из города. Каково же было её удивление, когда в свете фар показалась фигура высокой худощавой девушки, в джинсах и расстёгнутой фланелевой рубашке, с рюкзаком на плечах, босиком идущей по обочине. Ли медленно подъехала и притормозила. Она была рада снова увидеть Луну и теперь боялась опять забыть про сапоги, поэтому, открыв дверь, первым делом выдала:

– Ты забыла свои сапоги!

Луна удивлённо и робко улыбнулась и, молча взяв сапоги, уселась прямо на землю, чтобы надеть их. Ли бессознательно нажала на газ и, проехав немного вперёд, дала задний ход. Луна уже была на ногах. Она наклонилась, но не стала садиться в машину, внимательно изучая лицо Ли. Та, в свою очередь, радостно и смущённо спросила:

– Тебя подвезти?

– А куда ты едешь?

– В Лас-Вегас.

На лице Луны отобразился детский восторг, как будто Ли ехала не в город на юго-западе Америки, а в волшебную страну Оз.

– А зачем тебе туда? – мягко улыбаясь, наивно спросила она.

– Не знаю, – Ли удивилась своей искренности, но она действительно не была уверена в том, почему она направляется туда, куда направляется.

– Ладно, я поеду с тобой, – сказала Луна и плюхнулась на переднее сиденье, забросив свой рюкзак назад.

Первые полчаса прошли в неловком молчании. За окном было совсем темно, когда они въехали на федеральную трассу № 5

– Можно я включу радио? – спросила Луна.

Она сползла на сиденье, и её коленки упёрлись в бардачок.

– Валяй!

На дороге кроме них никого не было. Луна включила радио на всю громкость. В эфире была музыкальная передача, в студии находилась популярная музыкальная группа, играющая психоделический рок.

У Лизы не было друзей. Её замкнутость и какая-то внутренняя дикость сразу бросались в глаза. По странности её взгляда и манере говорить все сразу понимали, что с ней что-то не так. Она неохотно шла на контакт с внешним миром и, будучи слишком прямолинейной, чаще всего оставалась непонятой. Даже родную бабушку она держала на расстоянии и никогда не смотрела ей в глаза. Но Инесса Алексеевна её слишком любила и понимала, как самой Лизе от этого непросто. В детстве над ней постоянно издевались, обзывая «дауном» и «тормозом». Когда она стала старше, одноклассники просто избегали её.

Лиза не смогла обзавестись друзьями и после поступления в университет – одногруппники не обращали на неё внимания и игнорировали. Преподаватели лишь восхищались её способностями в языке – она всё схватывала с первого раза и говорила без акцента. Когда ей давали слово, казалось, внутри у неё срабатывал какой-то переключатель, и она менялась до неузнаваемости. Когда она говорила по-английски, выражение её лица менялось, оно начинало светиться особой радостью. Пропадала даже та странность и монотонность, с которой Лиза обычно общалась на родном языке. Её интонация была именно такой, как нужно. Слова стояли в правильном порядке и то, с какой лёгкостью она говорила, казалось таким непринужденным и естественным, что создавалось впечатление, что она неправильно говорит по-русски просто потому, что это её неродной язык. Восторг преподавателей, наоборот, вызывал лишь антипатию к ней у одногруппников. Замолкая и садясь на место, Лиза снова превращалась в ту сутуловатую мрачную девушку, которой её всегда видели окружающие.