Евгений Октябрьский - Юные разочарования Тимоти Хаггингтона

Домой я вернулся с сильным чувством моральной усталости от уроков. Мне нужен был мой пушистый друг чтобы хоть немного расслабиться в его компании. Но тот не спешил показываться. Может задремал где-то на солнце, как он привык делать это летом. Я сменил ему воду, насыпал сухого корма в миску. А заглянув в холодильник за сэндвичем, положил кусок индейки с него наверх горки корма. От меня не убудет, а вот Макбет такие подачки обожал. А ещё проявлял огромное любопытство к моей еде и всё равно со временем начал бы мяукать, выпрашивая хоть что-то. Едва ли кота интересовали овощи или хлеб. Даже от соуса он отворачивался, хотя мне казалось, что он был лучшим в этих сэндвичах.

Я решил подождать Макбета в кухне. Ведь, не важно, где он обычно лежал, к обеду всё равно выбирался чтобы перехватить если не что-то из собственной миски, то стащить со стола. Но этот раз явно отличался от предыдущих. Я не садился, меланхолично и без аппетита поедая свой сэндвич, кидал взгляд то на настенные часы, то на полную миску, то в окно. Я уже почти доел, когда заметил, как к нашему дому подъехала полицейская машина. Я обратил на это внимание, но не думал, что визит полиции в наш район может как-то касаться меня. В конце концов, в округе ещё несколько домов, куда могут заглянуть служители порядка. Но офицер, вышедший из машины, направился прямо к нам. Я отложил сэндвич на тарелку, вытер рукавом уголки рта и пошёл открывать.

Кажется, полицейский был удивлён моей скоростью – он занёс было руку чтобы постучать к нам, а едва встретившись со мной взглядом, замер. Я окинул гостя взглядом с ног до головы, задержавшись взглядом лишь на его бейджике. Офицер Коулфилд был очень молод, но держался весьма уверенно, словно прослужил в полиции уже пару лет. Он был выше меня на полторы головы, с коротко стриженными висками и едва заметной щетиной. Я старался не смотреть ему в глаза, но это было и не сложно. Куда сильнее мой взгляд приковывала коробка из-под обуви в его руках. Коулфилд представился, и я всё же поднял взгляд на него. Наверное, просто из соображений приличия.

– Это ведь шестнадцатый дом на Кенгер Стрит? – Уточнил офицер. Я лишь кивнул ему в ответ.

– Дома есть кто-то из взрослых? – Коулфилд не спешил рассказывать всё, медлил, словно боялся, что его разговор может навредить мне.

– Только бабушка. – Я снова кинул взгляд на коробку, которая не давала мне покоя, – Но она не любит, когда её беспокоят. И сейчас смотрит сериал. Едва ли она захочет прерываться.

– У вас кот пропал за последние дни… – начал издалека мужчина. Я хотел прервать его, заявить, что Макбет никуда не пропадал, просто прячется. Сейчас я был особенно уверен в том, что Макбет просто прячется где-то. Он не очень любил визиты незнакомцев, а полиция тем более могла бы напугать его. Но почему-то я промолчал, решив дослушать.

– Его нашли ваши соседи в миле отсюда. – сообщил офицер, – Его сбила машина. Соболезную. Опознали по ошейнику с адресом.

Мужчина протянул мне коробку, и я поспешил дотронуться до неё, едва чувствуя собственные руки. Едва мои пальцы коснулись боков, Коулфилд отпустил коробку, и мы чуть не уронили её. Внутри словно что-то взорвалось.

– Осторожнее! – прикрикнул я на него, поднимая взгляд. Ресницы намокли и слиплись. Я едва заметил, как на глазах навернулись слёзы, а горло начало неприятно саднить. Офицер посмотрел на меня испуганно, на сей раз не отпуская коробку, которую мы крепко держали уже вместе.

– Ты знаешь, что будешь с ним делать? – спросил он, как мне показалось, одними губами.

– Похороню на заднем дворе. – после секундной заминки ответил я. Это было лучшим решением. Я не мог сделать большего для Макбета даже если бы очень хотел. Ветеринар ему уже не поможет. Никто больше не поможет Макбету. А Макбет больше не поможет мне пережить эти одинокие дни.

На «похороны» офицер Коулфилд отправился вместе со мной. Я был благодарен ему за помощь и за ту молчаливость, с которой он копал могилу для Макбета, пока я лишь сжимал в руках коробку. Меня порывало заглянуть в неё, но я боялся того, что увижу там – я был явно не готов увидеть тело своего ближайшего друга искалеченным. Так и не заглянув внутрь, я положил коробку в ямку. На притоптанной земле я выложил его имя из камней. А офицер достал из кармана ошейник с жетоном Макбета и положил сверху. Он вымыл руки в кухне и ушёл, сам захлопнув дверь. Я был даже не в состоянии его проводить.

Безумно хотелось плакать, скулы сводило от напряжения, но я не мог. Все слёзы пересохли и внутри осталась лишь пустота. Может я недостаточно сильно любил этого кота чтобы плакать из-за его смерти, а может просто настолько устал от постоянной боли, что теперь новое её количество не имело эффекта. В тот день я отказался от еды, утром перед матерью сымитировал завтрак и убежал в школу, аргументировав то, что я не доел возможностью опоздать. В школе было не легче, но я просто знал, что никого не будет волновать почему я мрачнее обычного. Никто не спросит, что с моим настроением и всё ли хорошо. Скорее всего, никто даже не обратил бы внимания на меня. Зато я обращал внимание на всё, пытаясь уйти от мыслей о смерти Макбета. В кабинете на моём столе сидела Ванда и целовалась с другой одноклассницей. У меня не было никаких моральных сил отбивать свой стул поэтому я просто прошёл в конец кабинета и устроился за пустующим столом. Здесь открывался вид на весь класс, а вот меня почти никто не видел. И я подумал: «вот оно, чувак, твоё идеальное место в этом мире». И эта мысль принесла мне некоторое спокойствие.

Глава 4

Без Макбета мне стало вдвойне одиноко дома. Раньше был один молчаливый слушатель, а теперь никого. Приходилось играть самому себе, и потому я даже не старался. Каждый день, возвращаясь со школы, я закидывал рюкзак под стол, брал гитару, заваливался с ней на кровать и хаотично перебирал аккорды, даже не задумываясь о том, что играю.

В моей голове был жуткий беспорядок. Мысли звучали как отвратная какофония, словно кто-то включил Шопена, Металлику и Элвиса Пресли разом. От этого шума я мог скрыться лишь заглушив его другими, более громкими звуками в наушниках, но это была лишь временная мера. В перерывах между песнями какофония в моей голове возвращалась, а вместе с ней приходили тревога и раздражение. Лишь занятия с гитарой помогали снять напряжение и восстановить некий порядок в себе. Я ещё долго продолжал избегать еды. Не то чтобы я морил себя голодом – у меня словно просто не было этого чувства. Еда потеряла для меня свою привлекательность. Нет, молочный коктейль всё ещё был сладким, картофель фри солёным, а томатный суп кислым. Просто теперь я с тем же аппетитом мог есть как ранее любимую пиццу и сладости, так и пресный хлеб с водой. Единственным, что хоть как-то будоражило аппетит, стала острая лапша. Когда мы заказывали еду, острый соус добавили в ресторане по ошибке, но мне даже понравилось. И я стал сам добавлять остринку в блюда, когда хотел почувствовать наслаждение от приёма пищи. Такие моменты случались нечасто, я не стремился заставить себя вновь питаться несколько раз в день, меня всё устраивало.