Тимофей Вилкин - Бзик в кратком

Помню, как опять спокойно выдерживал крысиные разговорчики замши. Нам идти несколько кварталов в одном направлении, так что я, считай, уже по привычке слышал ее в пол-уха, а сам думал о природе «триганде», который периодически принимал в течении многих лет.

Столкнулся с ним ещё со времён школы, и вот никак мы не можем разойтись. И я в одну сторону, и он туда же. Бывало даже в метро спускался с мыслью о нем. Из-под земли, гад, достанет. При том отмечу, что принимал я сам «триганде» отнюдь не часто. Можно посчитать разы на пальцах одного единственного человека. Я серьезно. А вот мысли об этом тягостном веществе никак не пропадали. Они всегда шли вровень с моими мечтами о будущем успехе, о первом миллионе баксов, о «Буггати» и «Крузаке». И уж столько лет мне не удается вышвырнуть эту грязь ни

достойными книгами, ни боди-хоррор фильмами, ни изобразительным искусством, ни даже такой же нечестивой БДСМ-порнушкой. Все пробовал, кроме подлинной любви, но это мне, признаюсь честно, пока что не по зубам. Да и не верю я в нее так-то.

Зачастую думы о «триганде» затрагивали тему собственных причинно-следственных связей. Как так произошло, что интерес к веществу превысил само желание бездумно пить этот гадкий раствор?

Ну, во-первых, я пришёл к печальному выводу, что сила подросткового романтизма увесистее, чем кажется на первый взгляд. Ее не одолеть обыкновенным старением. Здесь надобно в полной мере пережить дурашливость и уж потом только, конкретно и по-мужски высморкать ее подальше. На словах звучит просто, но теория зачастую легче практики. Теория может быть неполной. Она способна пропустить мимо ушей правильные ответы на все импровизационные вопросы действительности.

Во-вторых, нельзя отрицать, что «триганде» – умелый манипулятор человеческой психикой. Это факт, который ученые-химики, вероятно, смогли утвердить не только путем проведения тысячи кафедральных дискуссий, но и исходя из итоговых результатов, полученных опытным путем.

Я сам своего рода ученый. Глубоко отложилось во мне – бакалавре с синим дипломом, то, что обычно на виду у магистров и аспирантов. Я говорю о тонком умении переходить на псевдонаучный язык и о неловком желании устраивать эксперимент для собственных мотивирующих нужд. Потому однажды, года так три назад, я совместно со своим коллегой по двору – желтолицым Ваней Квашеным, упокой, Господь, его душу, произвел неимоверное количество расчётов и потратил на это дело чуть ли ни все лето, чтобы узнать наконец среднее значение времени тех промежутков, в которые мой мозг «могет» обходиться без упоминания в своих нейронах малейшей информации о «триганде». Признаюсь, что занимался тогда скорее ребячеством, чем наукой, что на деле все подсчеты оказались субъективными, а сейчас у них и вовсе истек срок давности. Нынешнее мое положение наверняка многим хуже. И я теперь только лишь успокаиваю себя теми пятнадцатью минутами свободы, что были высчитаны ранее. Говорю себе перед сном: «Тебе всего лишь кажется, Емеля. «Триганде». Кажется, что скоро позабудешь другие слова и станешь бездумным автоматом «Триганде-gun'ом».

Пока мне все это думалось да казалось, мы вместе с Екатериной Павловной преодолели первый квартал совместной ходьбы. Так бы на работе эти самые кварталы незаметно перешагивать, но нет же. К слову, я сразу заметил, что «замша» куда-то торопилась. Обычно скользкие сапоги на внушительном каблуке не позволяли ей поспевать за моими бегущими домой ногами. Но в эту пятницу она прямо-таки, как олениха в поисках ягеля, неслась по заснеженным тротуарам следом за мной. Говорить она перестала, видимо почуяла в этом бессмысленность. Только слышались мне чуть позади приглушенные вздохи да охи и бесконечный снежный хруст.

Еще помню, подумал, что проблема во мне. Будто бы не «замша» стала быстрей в эту пятницу, а я сам замедлился. И ведь действительно могло так оказаться. Я этому даже успел найти какое-никакое объяснение. Просто в очередной раз в среду вышел на работу без подштанников, и температура -35 не смогла напугать. Лишь на рабочем месте я ощутил, как горят огнём икры и гудит причинное место. Бог с ними, с икрами, сами быстро оклемались, а вот в паху до сих пор неприятно зудело и метко покалывало. И в момент пятничного возвращения домой я, таки натянувший на себя термоштаны, тоже беспрерывно слышал болезненную пульсацию у себя между ног. Эта боль могла бы меня невзначай замедлить. Но все оказалось не так. Проходя мимо бронзового памятника Ленина, я подумал: «Везет старику, его бронза веками простоит, не шелохнется, не то что моя бессовестная и красная».

Вдалеке стал виднеться мясной ларек. Из себя он представлял небольшой белый вагончик, в котором пожилая женщина ненецкой наружности, опираясь на электрообогреватель, целыми днями торговала сырой олениной и может быть чем-то еще. Я туда не часто захаживал, поэтому об ассортименте говорить не возьмусь. В целом цивильнинько, как для пристанища традиционной кухни кочевого народа. Встреча с мясным ларьком стала для меня роковой. Именно это пытался показать хвост, скрючиваясь передо мной в ужасных судорогах, разбивая все картины, круша в щепки тяжеленный шкаф.

Из двери ларька, пригнувшись, вылезла мать в красной болоньевой курточке, за ней выпрыгнул ее ребенок – мальчик лет четырех, укутанный в огромный зеленый шарф из-за которого торчали лишь ноги в горных ботинках снизу и головеха в дурацкой шапке-ушанке сверху. Парнишка радостно подпрыгивал и кружился вокруг своей матери, которая пыталась, перекладывая наполненный пакет из одной руки в другую, надеть кожаные перчатки. Как вдруг парнишка обернулся в нашу сторону и быстро, как козлик, поскакал к нам навстречу. Тут то я уж допер, что преграждаю своим больным телом дорогу семейным узам Прокошевых. «Триганде». Свернул по тротуару правее, уступил место запыхавшейся бабушке, которая, кажется, успела за недолгий путь подвернуть ногу, и теперь заметно прихрамывала.

Екатерина Павловна чуть нагнулась и распахнула объятия для внучка. Тот нехотя в них вошел.

– Суслик, ой да, суслик, не замерз? – поинтересовалась «замша» у невинного дитя.

– Неа, ба, ты мне купила, о чем договаривались?

– Ах ты какой, негодник, сразу про подарки. Не гоже? Тут между прочим юноша с мой работы. Глянет, какой ты хитрый, сразу за подарками лезешь, подумает, чего не то…

– А, это твой пёс что ли?

Мальчик глядел на меня своими четырьмя глазами и лыбился во все свои без малого десять зубов. А я же просто хотел пройти мимо. Пролезть по узкому тротуару через выросшую из людской плоти, норковой шубы и зеленого шарфика гору тщеславия. Зайти в продуктовый магазин и купить парочку «дошираков» и молочный коктейль. Хотел быть может ужраться в усмерть можжевеловой настойкой, охлаждающейся у меня в холодильнике. Но нет. Меня назвали псом. Оскорбили так, как никто и никогда. Оскорбил ребенок. Повинное ныне дитя, у которого не было ни единого шанса сказать что-то иное или же просто промолчать, ведь его бабушка сука. Его бабушка – лицо своего еще несмышленого внука. Не повезло Суслику обзавестись таким хитрой, подлой мордой, которую сразу же приняли бы в моем дворе.