Висенте Бласко - Э. Замакоис. Висенте Бласко Ибаньес

Семнадцати лтъ Висенте Бласко Ибаньесъ покинулъ родной домъ и въ скромномъ третьеклассномъ экипаж отправился въ Мадридъ. Объ этихъ дняхъ красоты и нищеты онъ говоритъ съ юношескимъ энтузіазмомъ въ сверкающихъ глазахъ. Онъ поступилъ секретаремъ къ Мануэлю Фернандесу Гонсалесу (Fernandezy Gonzalez), престарлому, бдному, почти ослпшему писателю, доживавшему свои послдніе дни. Знаменитый авторъ "Повара его величества" былъ несчастенъ, истощенъ и едва могъ диктовать. Бывало, ночью онъ засыпаетъ въ кресл, кончивъ страницу. Побуждаемый интересомъ сюжета, Бласко безсознательно продолжаіъ писать, и когда Фернандесъ просыпался, прочитывалъ написанное. Несмотря на свое вошедшее въ поговорку высокомріе, старый маэстро удостоивалъ его похвалы: "недурно", мальчикъ "подаетъ надежды", у него были "данныя" для писателя. Такимъ образомъ они вдвоемъ создали нсколько книгь, между прочимъ El mocito de la Fuentecilla (Молодецъ изъ Фуэнтесилья), романъ изъ жизни торреровъ, удачный бытовой очеркъ, написанный теплыми красками, какъ картина Гойи.

Жилъ Бласко Ибаньесъ въ это время въ квартирк на улиц Сеговія около Віадукта. Настроеніе его было превосходное. Онъ зарабатывалъ столько, что могь плохо питаться. Но въ его годы такъ мало нужно для жизни. Знакомился съ главарями литературы, показывался въ редакціяхъ, посщалъ музеи и раекъ королевскаго театра, накоплялъ знанія. А ночью, когда онъ возвращался къ себ домой, бдныя жеещины, торгующія своей красотой на улиц, привлеченныя его молодостью и вьющимися волосами, задерживали его, улыбаясь много общающей улыбкой, полной безкорыстія.

Привлекала его также и политика.

Однажды ночью онъ произнесъ страстную рчь на митинг передъ возбужденной шумной толпой, походившей на разъяренное море, передъ толпой плотниковъ, сапожниковъ и каменьщиковъ. Рчь его произвела впечатлніе, и сотни мозолистыхъ рукъ бурно апплодировали ему. Посл окончанія сходки онъ пошелъ домой, окруженный плотнымъ кольцомъ поклонниковъ. Онъ шелъ, убаюканный побдой, полный честолюбія, точно на голову ему надли классическую корону изъ дубовыхъ и лавровыхъ листьевъ, которую двствениицы назначали побдителямъ въ олимпійскихъ играхъ. Когда онъ подошелъ къ дому, два полицейскихъ агента преградили ему дорогу:

– Вы арестованы!

Толпа запротестовала. Наиболе наэлектризованные сжимали кулаки, готовые ударами отстоять свободу своего героя. Бласко остановилъ ихъ. Пусть никто не двигается! Онъ былъ очарованъ. Онъ уже видлъ себя по дорог въ тюрьму. Безъ сомннія, онъ былъ опасный конспираторъ, разъ власть обезпокоена тмъ, чтобы его задержать. He страхъ сжалъ тогда его сердце, нтъ, честолюбіе, радость, спокойное сознаніе, что онъ становится виднымъ дятелемъ, о которомъ завтра заговоритъ вся печать. И мысль о тюрьм, какъ раньше встрепка, данная ему матерью, наполнила его невыразимымъ успокаивающимъ пріятнымъ чувствомъ. Поистин, его политическая карьера не могла начаться лучше. Полный этихъ иллюзій, онъ отдалъ себя въ руки власти и встртился лицомъ къ лицу съ – матерью! Горькое разочарованіе! He опаснаго революціонера, а только непокорнаго мальчика, бжавшаго изъ родительскаго дома, хотла полиція задержать. Пришлось сдаться! Ничего не подлаешь! Онъ былъ несовершеннолтенъ. Это былъ, можетъ быть, единственный случай въ юности романиста, о которомъ ему приходилось вспоминать со стыдомъ.

Бласко Ибаньесъ разсказываетъ о своихъ первыхъ политическихъ походахъ просто, безъ всякихъ иллюзій: за свои нападки на существующія учрежденія, за свою врожденную склонность бравировать опасностью, онъ нсколько разъ былъ изгнанъ, между прочимъ въ 1890 г. еще при жизни Руиса Зориллья: два года онъ провелъ восхитительнйшимъ образомъ въ Париж въ сред эмигрантовъ-офицеровъ, въ самой гущ Латинскаго квартала. Другой разъ онъ былъ приговоренъ къ заключенію въ крпости. Около 30 разъ сидлъ въ тюрьм за воинственныя газетныя статьи; восемь разъ подъ рядъ населеніе Валенсіи выбирало его депутатомъ. Однако, его истиннымъ идеаломъ была литература.

– Тогда я работалъ въ убійственныхъ условіяхъ! – разсказываетъ онъ. – Въ Валенсіи, въ редакціи основанной мною газеты "Народъ" я писалъ передовицу, просматривалъ весь номеръ, принималъ представителей республиканскихъ комитетовъ, навщавшихъ меня, и уже только посл всего этого садился за романъ. Это случалось не раньше двухъ часовъ утра. Такъ создалъ я свои первыя вещи: "Жить на показъ" ("Arroz y tartana"), "Майскій цвтокъ", "Проклятый хуторъ"… Теперь я работаю въ боле комфортабельныхъ условіяхъ. Каждый день я встаю въ восемь и завтракаю. Завтракъ обильный. Если я не помъ, какъ слдуетъ, я не могу работать. Боле того: люди мало дящіе, кажутся мн существами слабыми. Я ихъ не люблю…

И при этихъ словахъ выраженіе его лица становится ршительнымъ и властнымъ, глаза сверкаютъ жаднымъ и торжествующимъ блескомъ.

– Сейчасъ же посл завтрака – продолжаетъ онъ, – я сажусь писать и пишу безъ отдыха до четырехъ часовъ, когда я снова хорошо мъ. Потомъ совершаю прогулку и снова сажусь за работу. Въ одиннадцать ужинаю, посл чего сейчасъ же ложусь и читаю въ постели до двухъ или трехъ утра. Какъ видите, сплю я очень мало.

Первыя произведенія Бласко Ибаньеса почти не имли успха. "Жить на показъ" ("Arroz y tartana"), (1894 г.), и "Майскій цвтокъ" едва разошлись въ 500 экземплярахъ. "Проклятый хуторъ" также прошелъ безслдно. Лишь много лтъ спустя знаменитый знатокъ и любитель Испаніи Ж. Эрелль случайно купилъ романъ въ Санъ-Себастіанъ, въ день боя быковъ, и увлеченный имъ, перевелъ его на французскій языкъ. Тогда только и наша публика и печать поняла значеніе этого мастерского романа. Однако писатель любилъ свое дло и слпо врилъ въ себя, какъ вс, кто "уметъ пробиться". Онъ продолжалъ писать.

Убжденный, что только въ "жизни", въ "живомъ" скрываются истинныя чары и высшая красота, что только то, что раньше потрясло художника, будь онъ романистъ, живописецъ или композиторъ, можетъ послужить свтлымъ источникомъ или прочнымъ фундаментомъ художественнаго произведенія, онъ добросовстно изучалъ вс т мста, которыя должны были ему служить сюжетомъ для его книгъ. Такъ, чтобы написать "Майскій цвтокъ", онъ похалъ въ Танжеръ и вернулся въ одной изъ тхъ барокъ, называемыхъ laude, которыя служатъ для контрабанднаго провоза табака. Такъ точно, чтобы "пережить" одну изъ наиболе интересныхъ главъ "Дикой орды", онъ, рискуя быть растрляннымъ, перелзъ въ компаніи браконьеровъ и дрессированныхъ собакъ (не лающихъ во время охоты) стны, окружающія лса королевскаго имнія El Pardo. A чтобы написать романъ "Мертвые повелваютъ" онъ объзжалъ въ лодк берега Ибисы и, захваченный грозой, долженъ былъ искать убжища на маленькомъ островк, гд пробылъ 14 часовъ, безъ пищи, промокшій до мозга костей.