Евгений Богданов - Когда отцветают травы

Разные были пассажиры, но постоянными Яшка считал трех человек — почтальоншу Зойку, молочницу Марью Дьяконову и механика Володю Гая. Зойка ходила каждое утро в сельсовет за письмами и газетами, Марья ни свет ни заря торопилась в город на рынок, пораньше и подороже продать молоко. Гай ездил не каждый день и всё больше на ремонтную станцию, или на нефтебазу.

Первой на перевозе по утрам появлялась Марья. Шумно дыша и согнувшись под тяжестью бидонов, она торопливо семенила по сыпучему песку к лодке. Подобрав подол, краснея от усилий, она неуклюже перебиралась через борт, ставила бидоны на дощатый настил и кричала во всю мочь:

— Яшка-а!

Яшка не любил Дьяконову за ее «спекулянтскую натуру» и умышленно прятался в шалаше. Он молчал и выглядывал оттуда незаметно, со злорадной ухмылкой. Марья, подождав минуту, заводила снова, уже ласковей:

— Яшенька-а, перевези, голубок!

Он не спеша вылезал из шалаша и небрежно бросал:

— Опять на базар? Шла бы лучше на покос!

— Всему своё время, Яшенька, — заискивающе отвечала Марья. — Буду и на покосе. Молочко-то ведь может скиснуть, а кислое кто возьмет? Поедем поскорей, я тебе папиросочек привезу!

— Я не курящий.

— Ну, тогда леденцов.

— Не надо мне леденцов. Плати что положено.

Марья надувала толстые губы и, озираясь по сторонам, доставала из кармана носовой платок. Зубами развязывала узелок и молча, с невинной улыбочкой протягивала деньги.

Навалившись на весла, Яшка рывком посылал лодку к берегу. Марья, приготовившаяся выходить, теряла равновесие и шлепалась на лавку.

— Тише, милок! Ишь, силёнки-то накопил! Ну, счастливого тебе плавания!

Взяв бидоны, она слоновьей походкой взбиралась на обрыв и скрывалась за ивняком.

Возвращалась Марья в полдень с пустыми бидонами и с «авоськой», нагруженной покупками. Сев в лодку, принималась жевать колбасу с булкой. Яшка старался на нее не смотреть и от угощения отказывался, требуя «законную плату». Повторялась опять та же история с развязыванием узелка с той разницей, что на обратном пути этот узелок был больше.

В числе постоянных пассажиров Марья, впрочем, числилась недолго. Однажды вечером на перевоз пришел бригадир Савельев и спросил:

— Дьяконова каждый день в город ездит?

— Ездит, — ответил Яшка.

— А ты не перевози. Нечего лодырям потакать. Время сенокосное, все на лугах, а её с огнем не сыщешь!

— Как же не перевозить? Перевоз для всех, — неуверенно ответил Яшка. — Она платит.

— Ну и что? Нужны колхозу ее гривенники! А ты должен понимать.

— Ладно, — сказал Яшка.

На другой день он не вылез из шалаша. Марья покричала и решилась заглянуть в шалаш. Яшка притворился спящим. Она нетерпеливо потрясла его за ногу:

— Яшенька, перевези!

— Для тебя перевоз закрыт. Дуй по мосту.

— Как это так, милок?

— А так. Надо работать, а не в город шастать. Перевозить не буду. Мне дано такое распоряжение!

— А кто же тебе дал такое распоряжение?

Яшка молчал.

Марья, постояв, разразилась отборной бранью, но ничего не добилась и вернулась в деревню. По мосту идти было далеко — километров пять.

Впрочем, Марья придумала выход и стала посылать на рынок свою дочь Нинку. Худенькая, с лисьим остроносым личиком, Нинка по утрам тащила тяжелые бидоны. Яшка спрашивал:

— Что мать делает?

Нинка неизменно отвечала:

— На покосе.

Тогда он перевозил Нинку, говорил ей:

— Совести у нее нет. Эксплуатирует малолетних!

Нинка молча вылезала из лодки и с усилием поднималась на обрыв. Худенькие икры на тощих ногах напрягались до предела. Яшка хмурился и помогал ей. Нинка тоненьким голоском говорила:

— Спасибо, Яша.

Совсем другим человеком была Зойка Кудеярова. Тонкая, стройная, в легком ситцевом платье, с русыми косичками, она кричала Яшке ещё издалека:

— Моторист, заводи-и!

Яшка не заставлял себя ждать: почту надо доставить вовремя. Он, громыхая цепью, отвязывал лодку, придерживал её, пока Зойка легко перемахнет через борт, и быстро работал вёслами, поглядывая на почтальоншу открыто и улыбчиво. Зойка клала на колени пустую сумку и свесив руку за борт, иногда озорничая, брызгала на Яшку водой. Тогда он, приподняв весло, слегка чиркал им по воде, обдавая шаловливую девушку ответным каскадом брызг. В следующий раз Зойка сообразила и стала садиться ближе к середине лодки, и Яшкин удар веслом приходился впустую.

— Что, не вышло? — смеялась девушка.

— А вот я тебя искупаю! — грозился парень.

— Силенки не хватит, не справишься.

— Хватит!

Она проворно выскакивала на берег, махала Яшке и стремительно взбегала по откосу наверх. Косицы хлестали ее по плечам, на спине болталась пустая сумка. Яшка восхищенно смотрел, как она выбегала на крутой обрыв.

Однажды Яшка не выдержал. Когда Зойка, сев в лодку, с ехидной улыбкой опять плеснула ему в лицо, он бросил весла, отобрал у нее сумку и, оторвав цепкие руки от бортов, вывалился вместе с девушкой в воду. Зойка вынырнула первой. Мигая и отфыркиваясь, она поплыла к берегу. Нащупав ногами дно, остановилась и стала ругаться:

— Папуас несчастный! Что наделал? Как я пойду в сельсовет в мокром платье?

— Будешь знать, — спокойно ответил парень и поплыл за лодкой. Догнал ее, сел в весла. Зойка вдруг перестала браниться.

— Яшка, кассу-то, кассу утопил!

Яшка хватился рукой за грудь. Кошелька не было. На берегу, мокрая с ног до головы, Зойка приседала от смеха. Он направил лодку вверх по течению, перестал грести и начал высматривать свой кошелёк в воде. Быстро нырнул и вскоре над водой показалась его рука, победно размахивавшая кошельком.

Причалив к берегу, Яшка, не обращая внимания на насмешки Зойки, стал раскладывать на лавочке подмоченные деньги, чтоб просохли. Зойка, взойдя на обрыв, сняла платье, выжала его и развесила на куст. Яшка, забыв о деньгах, поднял вверх лицо и смотрел, не отрываясь, на гибкую фигуру девушки. Сиреневый купальник плотно обтягивал ее стройное тело. Солнце ласкало загорелые руки и ноги. Зойка отжала волосы и стала их заплетать в косы.

— Перестань глазеть! — строго сказала она и зашла за кусты. Теперь Яшке видна только ее голова.

— Очень нужно! — ответил он и снова стал расправлять мокрые бумажки.

Зойка протянула из-за кустов руку:

— Принеси сумку!

Яшка послушно принес сумку и опять спустился к лодке.

Платье под жарким солнцем и ветром подсохло быстро. Девушка натянула его на себя и бросила сверху:

— До свидания, папуасик! Встречай через час.

Возвращалась Зойка с туго набитой сумкой. Придерживая ее обеими руками, осторожно спустилась вниз и тяжело перешагнула через борт.

— Фу, жарища! — сказала она и удобней устроила свою ношу на коленях. Теперь девушка не позволяла себе озорничать.