Юрий Рытхэу - Конец вечного безмолвия

— Да, верно, — с тихой покорностью кивнула Тынатваль и вздохнула. — Да просто устный пы-ныл послали бы.

— В ту сторону никто не уезжал, — сказала Милюнэ.

— И никто с той стороны не приезжал, — вздохнула Тынатваль. — Куркутские тоже никаких новостей не получали. Вот только уэлькальские рассказывали, но ведь когда это было… Зато приедет — какая будет радость!

Милюнэ трогала разноцветные лоскутки, складывала узоры…

— Как тебе хорошо! — вздохнула она. — Как, наверное, тебе хорошо! — В ее голосе слышались слезы.

— Да что с тобой, Милюнэ! — испугалась Тынатваль. — Почему ты плачешь?

— Потому плачу, что нет у меня настоящей жизни! — всхлипнув, ответила Милюнэ. — Нет у меня настоящего жилища, собственной яранги, нет истинного своего разговора…

— Ну что ты, Милюнэ, — стала утешать подругу Тынатваль. — Будет у тебя еще настоящая жизнь.

— Когда она будет? — Милюнэ подняла полные слез глаза. — Почему я не умолила Теневиля взять меня второй женой?

— Теневиль хотел, чтобы у тебя было настоящее счастье.

— А где оно, это счастье? — спросила Милюнэ. — В этом Въэне, где люди подобие человеческое теряют? Где его найдешь, счастье? Все в страхе ждут чего-то… Тынатваль, ты не представляешь, в каком страхе живут эти тангитаны!

Заметив испуганную девочку, Милюнэ через силу улыбнулась, вытерла лоскутком слезы и сказала:

— Не бойся, девочка! Это я так… Слабая стала — уж очень много холода нынче зимой, промерзла насквозь, ослабела…

Она взяла несколько пар готовых меховых унтиков и ушла в свое тангитанское жилище.

Снаружи ни за что нельзя сказать, что это жилище белого человека. Самая обыкновенная яранга, нисколько не лучше, чем остальные, а может, даже похуже.

Торговец вышел из яранги и в изумлении остановился, глядя, как с нарты сходит слегка прихрамывающий Бессекерский.

— Мэй, Сульхэна! — крикнул он в глубину жилища, в черный проем двери. — Иди скорее сюда! Видать, это тот самый русопят приехал! Здорово, купец!

Магомет Гулиев подал руку, довольно крепко пожал и обратился к жене, сильно татуированной, но очень миловидной эскимоске, чем-то напомнившей Бессекерскому служанку Треневых.

— Вот он, сам пожаловал… Слыхали мы про тебя и рады познакомиться. Это моя жена Сульхэна. Не гляди, что она туземка, она законная супруга и по нашим ингушским, и по российским законам. Венчался я с ней в церкви святого Михаила на Алеутах…

Магомет Гулиев ввел гостя в свое жилище, в чоттагин такой же грязный и загаженный собаками, как и все чукотские чоттагины на протяжении долгого пути от Ново-Мариинска до Янраная.

Каюры поместились в соседних ярангах, распрягли собак и занялись починкой упряжи.

Бессекерский устало разоблачился в чоттагине с помощью Сульхэны, отдал ей все верхнее, как уже привык, и вполз в полог, предвкушая тепло и мягкость нагретых оленьих шкур.

Сульхэна внесла угощение — мороженое мясо, какие-то квашеные, с льдистыми прослойками листья — и все это положила перед гостем.

— Угощайся, друг, гостем будешь, — радушно потчевал Гулиев. — Жаль, вина у меня нет. Кончилось, а к соседям все недосуг съездить…

— Вино у меня есть. — Бессекерский послал за жестянкой.

В пологе ползали двое чумазых красивых ребятишек.

— Мери! Алихан! — прикрикнул на них отец. — Умолкните, дайте отцу поговорить с гостем… Ну, что там в Анадыре творится? Говорят, какая-то пьяная орда власть захватила?

— Да что вы, господин Гулиев! — После первого стаканчика Бессекерский почувствовал себя лучше и увереннее. — Власть в Ново-Мариинске принадлежит законно избранному Комитету общественного спасения…

— А Совет солдатских, рабочих и крестьянских депутатов?

— Помилуйте, господин Магомет, откуда в чукотском краю солдаты, рабочие и тем более крестьяне? — усмехнулся Бессекерский.

— Мне прошлой осенью американцы рассказывали, что ихнее правительство ввело эскадру в залив Святого Петра и высадило десант во Владивостоке… Якобы для охраны грузов, принадлежащих Соединенным Штатам. Я американцев хорошо знаю — будет удобный случай, отхватят весь Дальный Восток вместе с Камчаткой и Чукоткой, — сердито сказал Гулиев.

— А нам-то что, господин Магомет? — усмехнулся Бессекерский. — Лишь бы давали торговать.

— Господин Бессекерский, вы американского человека не знаете! — воскликнул Гулиев. — Иначе я бы оттуда не уехал. В них никакого благородства нет! Вы поглядите — кто на берегу торгует? Только "Гудзон бей", и больше никто.

— А братья Караевы? — с беспокойством спросил Бессекерский,

— Они на грани разорения, — ответил Гулиев. — Правда, Свенсон дал им кредит, но его надо возвращать, и с немалыми процентами. Если Караевым не будет подвоза из Владивостока, уже в следующем году американцы проглотят их с великим удовольствием.

— А как быть с моим товаром? — нетерпеливо спросил Бессекерский, чувствуя, как холодов поднимается к сердцу.

— С вашим товаром лучше уезжать отсюда подальше, — мрачно посоветовал Гулиев. — Эскимосы и чукчи здешнего побережья не знают, как расплатиться за старые винчестеры, а вы будете предлагать новые да еще за немедленную плату.

— Что же, мне возвращаться назад?

— Самое лучшее, — твердо сказал Гулиев. — Тем паче скоро задуют апрельские пурги. А там оттепели начнутся. Так что, господин Бессекерский, поезжайте обратно в Ново-Мариинск,

Арене Волтер вышел на берег с биноклем, посмотрел и сказал:

— Это они.

Бинокль пошел по рукам. Передавая друг другу, все соглашались с тем, что это не иначе как Бессекерский со своими каюрами.

Милюнэ прибежала в ярангу к встревоженной Тынатваль:

— Твой едет!

Подхватив девочку, Тынатваль бросилась на берег, но встала в сторонке от тангитанской толпы.

Нарты медленно подошли к гряде прибрежных торосов, пересекли ее и остановились.

С передней поднялся Бессекерский, обросший длинной бородой, исхудавший, с болезненно блестевшими глазами. Оглядев толпу встречавших, он вдруг сказал громко и внятно:

— Вечная мерзлота! Ничего нет! Кругом — вечная мерзлота!

На корме, на солнечной стороне, над винтом, тяжело рубящим студеную воду Берингова моря, пассажиры парохода «Томск» играли в карты.

Двое — Сергей Евстафьевич Безруков и Дмитрий Мартынович Хваан — сидели на крышке трюма и молча наблюдали за играющими.