Павел Тетерский - Muto boyz

Я приподнялся, взял с холодильника пачку «ЛД лайте». Приоткрыл форточку, включил газ для компенсации, закурил.

— Ты считаешь, что три человека — это уже тусовка?

— Конечно. Даже два человека, не связанные сексуальными узами, — это тоже тусовка. Мы с тобой — тусовка. А если бы мы были педиками — мы бы тусовкой не были.

— Хорошо, что мы с тобой не педики, Чикатило.

— Да. Вы, как всегда, правы, батенька. Иначе мы с вами начистили бы друг другу рыла ещё в самом начале.

— А разве педики чистят друг другу рыла?

— Ну… не знаю. Наверное… ну они же мужчины в конце-то концов хотя бы на физиологическом уровне. Хотя… блин, вот сложный вопрос. Знаешь, я как-то ещё не думал об этом. Блядь, а ведь ты меня всерьёз озадачил.

Я наполнил рот дымом и начал пускать в атмосферу кольца. Колец получилось пять — на большее меня ещё ни разу не хватило.

— Всё решается очень просто. Подойди и спроси у кого-нибудь из них. У вас же их там как у дурака фантиков. Гей-квартал находится прямо в кильватере Ред Лайте — это знаю даже я, который в Амстере никогда не был. Представься журналистом, походи по их кабакам и поспрашивай: парни, а вы чистите друг другу рыла? Или только задницы?

Я окончательно проснулся. Как и всегда во время звонков Чикатилы, я снова ощущал себя в каком-то милом сердцу, но уже срисовавшемся пространстве. В экс-реальности, в которой меня уже несколько месяцев не было. Наверное, это называется шизофренией — раздвоение личности, мания отождествления или как там это обозначается в терминах.

Я часто пытался — и не мог — представить себе, g что было бы тогда, в середине сентября девяносто з восьмого, если бы мне не отказали в шенгенской визе. Сначала мне казалось, что я точно так же мотался бы по всей Европе, выбивал бы там отовсюду липовые кредиты по сфальсифицированным документам. Курил бы дурь, употреблял лайте, пил бир и был счастлив. Только чем дальше, тем больше я начинал в этом сомневаться. Потому что если моя система ценностей начала видоизменяться здесь, то почему с ней не должно было произойти того же самого в Амстере.

Тогда я вышел из посольства какой-то обновлённый, что ли. В таких случаях требуется говорить: опустошённый, но я говорю: обновлённый. Не уверен, что всё, что ни делается — к лучшему; скорее всего, ко всему, что бы ни делалось, приемлем лаконичный принцип «Так надо». «Не обсуждается». Камни в том, что это «так надо» не обязательно должно быть к лучшему, оно может быть к какому угодно. Но к нему привыкаешь — потом, с течением времени.

Мы тогда долго сидели в каком-то дворике на Старом Арбате и выкурили, по-моему, чуть ли не целый бокс за один раз. Говорить было не то чтобы не о чем — нет, просто безо всяких разговоров было понятно: вот мы и разбегаемся. No-one's 2 blame, просто так получилось. Чикатиле необходимо было уехать — одному или со мной, или с кем-нибудь ещё — здесь тоже было «так надо», и оно, как и все остальные «так надо», не обсуждалось. А мне теперь глупо было надеяться получить шенген раньше, чем через пару-тире-тройку лет: всё-таки мы немного поработали с посольствами, мы знали их расклады.

Скорее всего, мне не дали визу из-за кризиса: тогда все иностранные посольства были настороже, они боялись притока молодых нелегалов из Восточной Европы. Которые под давлением безысходности впишутся на их просторы и начнут обчищать их, как варёные креветки. Это потом они поняли, что русскому человеку пох…ю все эти кризисы, экономику и социальные заморочки: как бы его ни увольняли с работы, как бы ни понижали з/п — всё равно он будет жить на (с большой буквы) Родине, потому что здесь самая дешёвая водка и бесплатные берёзки-матрёшки-валенки. Но тогда, я же говорю, тогда они были настороже и боялись геморроев. Если бы Чикатило не успел получить свой многократный шенген до 17 августа, наверное, ему тоже показали бы шиш с маслом. А может, и нет — все-таки он подавал деловое, а не частное приглашение. Да и по возрасту он уже вышел из категории молодёжи, которая во всём мире ограничивается цифрой 26 и поддерживается всякими айсиками, скидками и полухалявными койками в хостелах — обычно посольства учиняют репрессии именно по отношению к ней, потому что от неё можно ожидать больше гадостей, чем от других слоев населения. Здесь посольства правы — после определённой черты гадости делать не хочется. Хочется лежать на диване, чесать яйца и пялиться в поганый ящик. А днём — ходить на работу, желательно сидячую, и делать мани на новый ящик, с последними опциями и прибамбасами.

Так что мы оба понимали, что теперь наши дорожки расходятся — непонятно, в какие стороны и на какое время. Это депрессовало. Ничего суицидального в этом нет: депрессия — это тот же кайф, только со знаком «-». Апогей минусового значения игрека в x системе координат кардиограммы сердца.

Потом были эти утомительные проводы в аэропорту «Шереметьево-2» — радикально выпивающая мужская и рыдающая женская половинки «Красных 5 столов», растроганные родители где-то в скромной сторонке, сбоку припёка, «присядем» и «на посошок», «Скупая слеза скатилась по густой сетке ранних морщин и утонула в седой бороде». Я никогда не любил долгие проводы — особенно когда после этого в твою «копейку» засовывают в доску накачавшегося Алкоголиста и он блюёт прямо на коврик. «Копейка» досталась мне при разделе имущества, вместе с тремя чем-то тысячами совместно нажитого добра (Чикатиле — пять штук, потому что ему они были нужнее и потому что ему полагался процент за идеи).

Чикатило шутки ради купил себе билет в бизнес-класс (с открытой обратной датой), выкрасил волосы в кислотно-фиолетовый, нацепил весь пирсинг и нарядился в самый кричащий скам из всех, что у него были. Дяди-парни — его соседи по бизнес-классу — смотрели во время полёта строго в иллюминаторы, предпочитая игнорировать гостя из другой жизни. Наверное, его приняли за какую-нибудь звезду евро-панка — не знаю, я у них не спрашивал, да и Чикатило тоже. Чик просто сидел, лопал тонны KLM-бизнес-жратвы и прихлёбывал из горла вискарь, купленный вдьютифри.

По прилёте в Амстер он не отходя от кассы двинул стопы на Дамрак, и через пару часов ошивания на ступеньках фонтана у него была вписка на первое время, адреса некоторых сквотов и кофешопов и, по-моему, даже назревающая половая партнёрша.

Люди с Дамрака немного отличались от тех, с кем Чикатило общался дома, но это отличие не было принципиальным — поэтому он говорил мне по телефону, что на начальном этапе ему было до неинтересного легко.

Через неделю он совершил первую сделку — продал делегации русских студентов-математиков куль измельчённого гербария из листьев какого-то тамошнего кустарника. Сверху была навалена горстка дешёвого сканка — так что, зачерпнув для пробного косяка, математики остались довольны. Это шло вразрез с Чикатилиными принципами, но ему нужна была какая-то платформа, стартовая площадка. Ощущение профпригодности и начала боевых действий.