Лидия Раевская - Мама Стифлера

— Не зря, не зря, Семёныч… Ох, как не зря. Щастье, Наталья, это… Это… — Тут я запнулась, и вытащила ещё один локон страсти. — Это я не знаю чо такое, но сегодня мы с Максимами пойдём в город, на дискотеку. Там тебе и будет щастье. Уж поверь моему опыту.

И Сёма поверила. Да и как ей было не поверить? Она была так свежа и беззащитна, а у меня в руках была расчёска с острым хвостиком, и слюни на губах пузырились.

Ровно в десять вечера мы, разряженные в пух и в прах, гордо шли по каменистой дороге к сторожке. К Максимам.

По Сёминым пяткам гулко шлёпали лаковые сабо, и ветер раздувал её белые спортивные штаны, а я выпячивала свои груди, обтянутые красной майкой с надписью СССР, и украдкой почёсывала жопу под тесными джинсами Сёмы, выцыганнеными у неё на один вечер, для выебнуцца.

Максимы, в количестве двух штук, стояли у ворот дачного посёлка, и одинаково благоухали туалетной водой "Доллар".

— Здравствуйте, девушки. Вы охуительно очаровательны сегодня. — Поприветствовали нас кавалеры, а толстый Максим подмигнул Сёме: — Прекрасные у вас брюки! Почти такие же прекрасные, как мой большой хуй. Меня зовут Максим.

— Очень приятно, — потупилась Сёма, — А бабло у вас есть?

— Да у нас его просто дохуя, мадам! — Бодро ответил толстый Максим, и прищурился: — А как вы относитесь к сексу на свежем воздухе в позиции догги-стайл?

Сёма растерялась:

— Это после шампанского?

— Это после водки. Шампанское в нашем городе после десяти вечера не продают. А водку мы купили заранее. Давайте же наебнём водочки, мадам, и я вас провожу на самый шикарный дансинг в этих окрестностях. Поверьте, если вы не были на дансинге в "Старом Замке" — вы прожили бессмысленную жизнь.

— "Старый замок" — это, случайно, не ООО «Пятачок» с туалетом? — Спросила Сёма, глядя на меня.

Я смотрела на своего возлюбленного, и из-за пузырящихся слюней Сёму почти не видела. Но всё равно ответила:

— Нет. Это клуб такой. Но туалет, если чо, там тоже есть. Так что бери Макса за его километровую гениталию, чтоб никто не спиздил, и пойдём скорее на дансинг, пить водку, и танцевать краковяк.

Возле шикарного деревянного сарая с выложенной из совдеповской ёлочной гирлянды надписью "Диско-бар "Старый Замок", мы остановились передохнуть, и выпили водки.

— Мне тут не нравится… — Поводила жалом Сёма, и раздавила лаковым сабо ползущую по дороге медведку. — Чует моё сердце, не будет нам тут с тобой щастья. Про шампанское я уже даже не говорю. Пойдём лучше в «Пятачок». Поссым на брудершафт, и рыбкой закусим. Наебали нас твои Максимы.

— Вы на фасад, мадам, даже не смотрите! — Вынырнул из темноты толстый Максим, и ловко подлил Сёме водки. — Вы ещё внутри не были. Гламур! Пафос! Шарман!

— Какой, блять, гламур, без шампанского… — Шмыгнула носом Сёма, и выпила водку. — Но раз уж пришли…

— А я об чём! — Возрадовался Максим, допил остатки водки, и ловко закинул в кусты пустую бутылку. — Давайте же войдём!

И мы вошли в сарай, заплатив косоглазой пожилой женщине в очках Гарри Поттера, что сидела в собачьей конуре у входа, сорок рублей за возможность собственными глазами увидеть обещанный гламур и пафос. И получили взамен четыре автобусных билетика образца восемьдесят седьмого года.

В сарае было страшно и пахло блевотиной. А ещё там танцевали рэп три калеки, одетые в треники с лампасами и в красные пиджаки. А четвёртый калека стоял у стены, и дёргал шнурок выключателя в периодичностью два дёрга в секунду. Поэтому у него была мускулистая правая рука, и исступлённое выражение лица.

— Это Славик. — Шепнул мне в ухо мой принц. — Здоровый как чёрт. Особенно, справа. Ты ему не улыбайся. Может подумать, что ты его соблазнить хочешь. А мы с Максом против Славика не попрём. Он тут в авторитете. И подругу свою предупреди.

Я наклонилась к Сёме, и быстро ей сказала:

— Видишь того мудака, который светомузыку тут делает? Обходи его сзади. Говорят, он пизды всем даёт просто так.

— Хау матч из зе фи-и-иш! Скутер! — Вдруг завопил один из танцующих, и Славик задёргал рукой ещё быстрее, а рэп в пиджаках стал ещё энергичнее.

— Щас обоссусь. — Доложила мне Сёма, и стала ломиться к выходу.

— Куда? — Схватил её за руку Максим. — За вход сороковник уплочено, а пописать можно вон за той дверью. Там туалет.

Я почувствовала, как меня схватила за руку Сёмина мокрая ладошка, и поняла, что мне тоже пиздец как необходимо попасть за ту самую сказочную дверь. Ибо до Пятачка я точно не дотерплю.

Мы влетели в сортир, по пути снимая свои модные штаны, и встали как вкопанные.

— Может, в Пятачок, а? — Заскулила за плечом Сёма, а я почувствовала, что Пятачок идёт нахуй, потому что я уже пописала.

В огромном помещении стоял постамент. Такой, сука, каменный постамент. Как под памятником Ленину. Но Ленина там не было. Потому что вместо Ленина, на постаменте стоял унитаз. И очередь к унитазу выстроилась. Нехуйственная такая очередь. Из баб. И из мужиков тоже.

В тот момент, когда мы с Сёмой вошли в этот коммунальный санузел, на унитазе сидела косоглазая бабушка Гарри Поттера, и увлечённо гадила, теребя в руках клочок газеты. Очередь с завистью взирала на счастливицу, и переминалась с ноги на ногу.

— Домой хочу-у-у… — Захныкала Сёму, и тут же получила затрещину.

Не от меня.

Я даже не поняла сначала, отчего моя подруга, сделав странный пируэт, и потеряв при этом лаковое сабо, вдруг наебнулась к подножию памятника срущим людям.

Я не поняла, и обернулась.

И истина мне открылась во всей своей ужасающей откровенности.

Позади меня стояли три бабищи. Огромные бабищи с лицами даунов. Они стояли, смотрели на меня пустыми глазами, и жевали жувачку. Та бабища, у которой была юбка в горох, наклонилась ко мне, и басом спросила:

— Вы откуда, блять, сюда припёрлись, суки мрачные? Промышляете в чужом огороде? К Славику пришли, проститутки? Видали мы, как вы на него зырили. Особенно ты! — Баба ткнула в меня пальцем-сарделькой, и я присоединилаясь к Сёме. — Аж слюни распустила, блядища!

— Мы из Мос… — Начала Сёма, но я больно её ущипнула, и пискнула:

— Мы с Мостков приехали…

— Какие Мостки, бля? — Грозно пожевала жувачку баба в горох, и пошевелила кустистыми бровями. — Это где такое? В Москве, что ли?!

А я ебу? Понятия не имею, где это, и чо такое. Но сказать сейчас слово «Москва» было равносильно тому, что подвалить к компании бритоголовых людей в тяжёлых ботинках, и сказать с ярко выраженным акцентом: "Я твою маму ебаль".

Жить очень хотелось.

— Это далеко. Это в… Это под Саратовом. Мы оттуда, из Саратова. То есть, из Мостков, что под Саратовом…

Поток мысли у меня иссяк, и я с надеждой подняла голову вверх, и посмотрела на срущую бабушку. Бабушка меня проигнорировала, а Сёма уже начинала терять сознание.