Лидия Раевская - Мама Стифлера

Бабищи переглянусь, и стали громко чавкать.

Мы с Сёмой ждали вердикта.

— А хули вы сюда пришли? — Наконец, спросила нас бабопидор в горох, и снова шевельнула бровью.

— А мы слыхали у себя в Мостках, что круче "Старого Замка" клуба нету. Что самые красивые девушки тут тусуют, и что тут роскошно и богато очень… Мы посмотреть приехали, потом в Мостках всем нашим расскажем. — Я уже не знала, чо такого сказать этой машине для убийства, чтобы она выпустила нас с Сёмой отсюда живыми.

— И в Саратове всем расскажи. — Вдруг подала голос вторая бабопидор, с татуировкой на пальцах. — Ты всем там расскажи, что "Старый Замок" — это… Это… — Словарный запас у бабы закончился, поэтому она просто выплюнула свою жувачку в середину соей пышной причёски, и закончила: — Можете уёбывать отсюда.

— Спасибо, тётенька!!! — Заорала Сёма, и понеслась к выходу, не оглядываясь назад.

Я её не винила. Потому что поступила точно так же.

Мы вылетели из "Старого Замка", проебали Сёмины лаковые сабо, споткнулись и упали раза по два, но довольно-таки быстро добежали до ООО "Пятачок".

— Поссым, и по рыбке? — Виновато спросила я у Сёмы, глядя как она трясущимися руками стягивает с себя штаны фирмы "Хунь Пынь Чоу".

— По пивку, и в Москву. — Твёрдо ответила Сёма, и тихо, по-фашистски, пукнула. — Ебала я в рот такие километровые хуи, ага.

… Вы были на даче у моего деда? Конечно, нет. Что вы там забыли? Я и сама там не была уже лет десять. Да и хуй пустил бы вас мой дед к себе на дачу… Нахуй вы там ему были бы нужны?

А вот я бы пустила.

И настоятельно рекомендовала бы посетить знаменитый клуб "Старый Замок".

Ведь, если вы никогда не были на дансинге в "Старом Замке" — вы прожили бессмысленную жизнь.

Поверьте моему опыту.

28-01-2008

Однажды, тоскливым осенним днём, я смачно нассала на бумажку, которая называется «тест на беременность», и приблизительно через десять секунд выяснила, что я на этом свете уже не одна. Поскольку к тому времени я была замужем, эта новость меня не огорчила, несмотря на мой юный возраст. Огорчила она, скорее, будущего папу. Но тот всё же нашол в себе силы выдавить жалкую лыбу, и сказать: «Я рад, я очень-очень рад», а потом прошептать в сторону: «Блять, это всё тот рваный гандон…»

А мне было похуй. И я действительно радовалась. И тут же кинулась к телефону, чтобы рассказать о своём чудесном зачатии подруге Юльке.

— Аллё! Слыш, Пыпындра Кыкындровна, угадай чо у меня есть? — крикнула я в трубку, и начала всячески кривляться перед зеркалом, ибо, напоминаю, радость из меня так и пёрла.

— На жопе шерсть. И та клоками. — Отчего-то очень недружелюбно ответила Юлька, и добавила: — Лучше ты первая угадай, что теперь есть у меня.

— Ммм… Триппер? — Предположила я, зная привычку Юлькиного бойфренда дарить ей раз в месяц всякую трисичуху.

— Ммм… Хуипер. — Передразнила меня мрачная Юлька, — Вторая попытка. Ну?

— Иди нахуй. И даже угадывать не буду. Дура зловещая.

Я очень расстроилась, что не получилось у меня вот этой киношной хуйни, типа как в сериале «Просто Мария или Волшебная любофь Кончиты и сеньора Гумерсинда», когда одна подружка говорит другой: «Я… Я хочу тебе сказать, дорогая моя душенька…» — «Да! Говори же скорее, милая! Что опять? Сеньор Гумерсинд изменил тебе с Марихуаной?» — «Нет, душенька, я… Просто я… Я беременна! — «Ах, дай я тебя расцелую! Это так прекрасно! Я пиздецки рада за тебя, милая Мария! У тебя будет бэби!» — «Даже два бэби» — «Ах-ах!» — «Чмок-чмок!» — «Ты будешь крёстной, любимая Кончита?» — «Да как нехуй срать, дорогая моя Мария!»

Ну, короче, чего-то такого я и хотела. Но я — не Мария, а Юлька не… Хотя, вообще-то, Кончитой Юльку иногда тоже обзывали, но почему-то всё пошло не по плану.

— Ладно, не ори, — устало выдохнула Юлька. — Пиздец мне. Я в залёте. Лучше б триппер, бля… А у тя чо за новость?

И я, понимая, что киношной хуйни с крещением двух бэбей не будет, вяло ответила:

— Я тоже вообще-то. В залёте. Но я буду рожать. А ты?

— А я не буду рожать. Патамушта у Серёги на яйце подозрительная бородафка, я подозреваю, что это — завуалированный твёрдый шанкр, стало быть, мои дети будут уродами, похожими на Серёгу. А это само зло.

Почему-то в тот момент мне очень захотелось, чтобы Юлька решила рожать, патамушта вдоём ходить беременными веселее. Но, с другой стороны, я была замужем, а Юлька просто периодически ебалась по пьяни со сборщиком мебели Серёжей Поросюком. Как выяснилось, экономя на гандонах.

— Юльк… А может подумаешь, а? Может…

— Нет. Иду на аборт. Это моё последнее слово.

Я положила трубку, погладила свой живот, и поплелась в гостиную, чтобы отрыть в шкафу книжку Бенджамина Спока «Воспитание ребёнка». Ибо я твёрдо решила стать хорошей матерью.

Восемь месяцев спустя…

— Юльк… Я больше не могу. Я на улицу ходить не могу! А знаешь почему?

— Знаю. Там девки на каждом шагу. Красивые, загорелые, в майках на полпузика, с фоткой Дикаприо-о-о-о…

— С Дикаприо-о-о-о…

— О-о-о-о-о-о!!! (Хором) Дикаприо-о-о-о!!!

— А мы? А мы как два, блять, трамвая! Я ног своих уже три месяца не вижу!

— А я песду полгода не брила! Патамушта тоже её не вижу!!!

— Су-у-у-уки!!! (Хором)

— Юльк, а у меня щас справа нога вылезет.

— А у меня пятка слева. Вот, щас… Смотри!

Смотрю на Юлькин огромный живот, и вижу, как слева на нём появляется выпуклость, которая медленно начинает переползать куда-то вправо. И тут такая же выпуклость, только справа, вылезает уже на моём пузе.

Сидим, чешем животы:

— Лерка, — говорит своему животу Юлька, — спи уже. Хочешь, я тебе ананас дам?

— Андрей, — сурово и громко обращаюсь к своему пузу, — перевернись на другой бок, шоле… Ты мне на аппендикс лёг. Прям чую.

— Девки!!!! — в комнату врывается моя младшая сестра, и заставляет нас оторватся от священной медитации, — Девки!!! Дайте мне обручальное кольцо на десять минут, а? Срочно надо… Ну, не будьте вы жопами?

— Я, например, буду жопой. Мне похуй. Кольцо не дам.

Я разозлилась на сестру. Что, вообще, за мерзкая привычка заходить ко мне в комнату без стука, в момент священной медитации?

Юлька, сожрав кружок консервированного ананаса, уже, видимо, достигла просветления, поэтому благодушно потрепала Машку по светлой головёнке:

— Гадать собралась, зассыха? На мальчиков-женишков?

Машка покраснела:

— Нет… Не совсем… Это Наташка придумала…

Наташка Калинина, Машанина подрушка, давно получившая в наших с Юлькой беременных кулуарах погоняло «Мишка Гамми» за толстую жопу и рост в метр триццать, подсадила мою двенадцатилетнюю систер на фанатичное поклонение группе «Иванушки Интернешнл». Подсадила плотно и безжалостно. Патамушта ей наверняка было очень скушно лазить в одиночестве по помойкам, выискивая обрывки газеты с фотографией Кирилла Андреева, которой кто-то ещё в прошлом году вытер жопу. И вот уже год моя младшая сестрёнка каждый вечер притаскивает домой ворох какой-то хуйни, среди которой я пару раз видела грязные полиэтиленовые пакеты с затёртыми лицами Иванушек, и развешивает добычу на стене. А потом сидит возле неё, и рыдает, наслаждаясь миазмами, и песней «Тучи, тучи, а тучи как лю-ю-юди». Зрелище, если что, пиздец депрессивное. Машку было жалко. Но не настолько, чтобы я погнушалась её атпиздить за то, что она проебала мой фотоаппарат за очередном концерте своих кумиров. Атпиздила безжалостно.