Джо Фауст - Дьяволы Фермана

— Это музыкальный чип, — сказал он.

— Верно, — отозвался я. — Мое агентство сотрудничает с «С-П-Б», и это — запись их последнего альбома «Неспетые песни»…

Араманти протянул руку.

— Я польщен, — сказал он. — Честное слово.

«И пусть после этого мне посмеют сказать, что уже никто не любит этих ребят», — подумал я.

— На самом деле это раритет. Экспериментальная обработка музыки. Мелодии не предполагают эффекта влияния на подсознание, и потому рекламный бизнес не заинтересовался этими песнями.

Лицо Араманти просветлело.

— Коллекционный предмет…

— Да. Именно так. Для данной конкретной группы он останется таковым лет эдак на тысячу.

— Что ж. — Сержант принял у меня микрочип. — Думаю, я найду этому применение.

— Отлично. — Араманти сунул вещицу в карман, и мы пожали друг другу руки.

— И еще раз огромное вам спасибо, — сказал я. — Вы даже не представляете, как помогли нам.

Мы с Бэйнбридж распростились с любезным сержантом, вышли за дверь и направились к выходу из участка.

— Нашла? Я видел, как ты изменила данные. Бэйнбридж смотрела прямо перед собой.

— Боддеккер, ты знаешь мое мнение. Я не уверена, что мы поступаем правильно.

— Только не заводись снова. Я тоже ни в чем не уверен.

— Ты же видел эту запись! Ты видел список! Его место в тюрьме!

— Однако он не там.

— Он преступник…

— Четкость восприятия, Бэйнбридж. Разве ты не слышала, что сказал Левин? Это его шанс реабилитироваться…

— Боддеккер, даже интенсивная переориентация не реабилитирует этого парня, Мак-Класки. Он неисправим. Все эти жуткие вещи — а ведь он всего лишь мальчишка. Семнадцать лет!

— Да. И ты тоже не древняя старуха…

— Не переводи стрелки, Боддеккер!

Я взял ее за руку и заставил остановиться.

— Ты хочешь, чтобы Пембрук-Холл остался на плаву к тому времени, как ты получишь диплом?

— Только вот этого не надо. Пембрук-Холл никуда не денется.

— Верно. Но в каком виде он будет существовать? Как сильное рекламное агентство? Или находясь на задворках, рекламируя песни в радиосетях и запуская свои ролики между врезками для нового альбома «С-П-Б»? Здесь большая разница, Бэйнбридж, и это действительно имеет значение. Ты знаешь, скольким людям пришлось покинуть агентство?

Она посмотрела на меня телячьими глазами.

— Обожаю, когда ты произносишь мое имя.

Я ощутил, как мое лицо против воли начинает кривиться. Невероятным усилием я совладал с собой.

— Бэйнбридж, мне нужна эта информация, — сказал я. — Все будет в порядке. Бэйнбридж, дай мне адрес.

Она вынула слэйт. Ее записи, стилизованные под рукописный текст, появились на экранчике.

— Он живет в Квинсе, — сказала Бэйнбридж мечтательно. Я выдернул слэйт у нее из рук.

— Квинс. Терпеть не могу преступников, которым удалось избежать наказания.

Мы юркнули в первый попавшийся вход в метро и вновь вышли на улицу уже в новых кварталах района Квинс. Здесь поднимались высотные здания, а длинные аллеи казались прямыми как стрелы. Бэйнбридж успела оправиться от своего возмущения и принялась жаловаться на голод. Я думаю, она хотела, чтобы наш ленч состоялся в ресторанчике с приглушенным светом и мягкой музыкой. А я мог предложить только ближайшую китайскую забегаловку, в которой мы перекусили рисовыми шариками и острым мясом. Впрочем, глядя на выражение лица Бэйнбридж, можно было подумать, что мы сидим в самом роскошном ресторане Нью-Йорка.

Затем мы поймали коляску, и она отвезла нас в более старую часть района. Кварталы здесь состояли из длинных рядов совершенно одинаковых домов, с двориками, украшенными искусственным дерном и камнями разнообразных форм. Время от времени нам встречались обшарпанные скелеты автомобилей и небольшие участки растительности — засаженные по большей части кислотостойкими цветами. Если не считать граффити на стенах и мусора в водосточных канавах, район выглядел более или менее ухоженным. Небеса затянули облака, а воздух наполнил неописуемый букет запахов: химикаты, дым от стоящих во дворах грилей и мангалов, пот водителей велосипедных колясок. Таков этот район.

— Как только люди могут здесь жить? — Бэйнбридж вздрогнула.

— Что ты имеешь в виду? — переспросил я. — Разве ты не знала о таких местах раньше?

— С какой стати?

— Тебе не преподавали ретроисторию в университете? Это поле битвы — расовой и экономической. Одно время таким был весь Нью-Йорк.

— О, — сказала она резко. — Да. Период Миграций. Я читала об этом.

Читала об этом, ха-ха! Разумеется, для нее это ничего не значило. Это не ей сравнялось семь лет, когда начался Период Миграций. Она не видела, как мир валится в хаос анархии. Отец не увозил ее в глушь Коннектикута и не учил наводить красную точку лазера на молочный пакет, наполненный песком. И не сопровождал обучение словами: «Представь, что это — бандит, напавший на твою маму». Ее отец не говорил, когда она попадала в мишень девять раз из десяти: «Молодец. Теперь, если со мной что-то случится, ты сумеешь защитить сестру и мать…»

Прежде чем я успел отогнать волну внезапно нахлынувших эмоций, коляска остановилась, и водитель сказал:

— Приехали.

Я велел ему подождать и вышел наружу. Бэйнбридж следовала за мной по пятам. Я обозрел дом из красного кирпича, как две капли воды похожий на клонов-близнецов, тянущихся до самого конца квартала. Мальчик лет десяти сидел перед домом среди разбросанных камней и пытался провести через завал игрушечный вездеход — из тех, что были широко разрекламированы «Маулдином и Крессом». Пацан азартно верещал, несомненно, сражаясь с тучей воображаемых врагов, и заметил чужого, лишь когда моя тень упала на землю прямо перед ним. Он вскинул глаза, испуганно уставившись на меня.

— Привет. Это дом Мак-Класки?

Глаза мальчика расширились от страха. У него были густые разлохмаченные волосы; ясные глаза блестели на пухлом лице. Он походил на Фермана не более, чем Ферман — на меня.

— Я ищу Фермана. — Никакой реакции. Потом я сообразил, что это не имя, а прозвище, которого здесь могли и не знать. — Э… Я хочу сказать… Френсиса.

Мальчонка схватил свой вездеход и прижал к груди.

— Фрэнка. Фрэнки.

Пацан вскочил на ноги и с воплями скрылся в доме.

— Начало хорошее, — заметила Бэйнбридж.

— А что я должен был сделать?

— Не подходить к странному ребенку и не заводить с ним беседу.

— Это тот дом?

Она показала мне запись в своем слэйте. Адрес правильный.

— Что ж, пойдем прямо к хозяину, — решил я.

Мы поднялись на четыре бетонные ступеньки и остановились на пороге. Я уже поднял руку, чтобы постучать, но Бэйнбридж остановила меня. Она указала на бронзовую пластинку, прикрепленную под дверным звонком. Я кивнул и нацелил палец На кнопку. Бэйнбридж снова остановила меня.