Тим Скоренко - Сад Иеронима Босха

Кардинал Спирокки подставляет руку, и в его ладонь опускается воздушный ком манны. Он откусывает немного, его бородка измазана в манне, и ему хочется ещё, потому что он никогда ещё не ел ничего вкуснее. Это материнское молоко, вкуса которого он не помнит; это тот самый, первый в его жизни молочный шоколад, волшебный вкус детства; это отличный кровяной бифштекс в крошечном польском городке — и юная пани Агнешка, на которой он мог жениться; это удивительные яства ватиканских столов, это всё самое вкусное, что он ел в своей жизни.

Точно так же нефтяной король Гордон Льюис вспоминает самый божественный кофе на приёме у арабского шейха Саутдина. Точно так же олигарх Поташин вспоминает студенческую столовую и замечательные бутерброды с плавленым сыром, которые он так любил. Точно так же каждый в этой толпе вспоминает всё самое вкусное, что ему когда-либо доставалось, самые лакомые куски.

Уна Ралти сидит на полу балкона, прижавшись спиной к балюстраде. В её руках — комки манны. Она плачет, потому что она верит, а вера — это источник слёз. Это Джереми Л. Смит, её Господь и Властелин, и он стоит в полутора метрах от неё с воздетыми к солнцу руками. Это всё, что ей сейчас нужно. Сердце её бьётся как сумасшедшее.

Позади всех лежит человек в кардинальской мантии. Это Рокки Марелли, четвёртый кардинал, поднявшийся на балкон вместе с Джереми. Это просто статист, даже не пешка. Это край доски, квадратик Н8. У него случился приступ, потому что поверить в Бога — это не такое уж простое дело. Он умирает. Но Джереми Л. Смит не видит этого, потому что смотрит на солнце. Потому что где-то там есть тот самый Бог, который — теперь он не сомневается — приходится ему отцом.

Они медленно покидают сцену. Джереми больше ничего не говорит, потому что время слов прошло — наступило время действовать. По пути он проводит рукой над телом Марелли, и тот поднимается, оглядывая мир вокруг удивлёнными глазами.

Последними идут Терренс О'Лири и Папа, Бенедикт XX Воскресший. Это прозвище. Папы уже тысячу лет не получали прозвищ — Бенедикт удостоился такой чести. Впрочем, это сомнительная честь. Это пустые слова, которые напоминают Карло Баньелли о том, от кого он теперь зависит. Кого он ненавидит. Терренсу О'Лири чужда ненависть. Он просто работает. Он — машина для выполнения запрограммированных действий.

Спирокки не знает, что сказать Джереми. Он не может упрекнуть того, в кого приходится верить.

Уна Ралти тоже не знает, что сказать человеку, в которого она не просто верит. Которого она любит.

И у Джереми нет для них слов. Потому что он сам не понимает, как сделал то, что сделал. Если Бог выглядит именно так, то он разговаривал с Богом. Если это можно назвать разговором.

Он идёт прямо в свои апартаменты и закрывает за собой двери. Джереми ждут его женщины. Они видели всё — по телевизору. Они боятся подходить к нему. Но подходят, потому что это их работа. Джереми отвергает их движением руки. Этот жест означает «выйдите». Он ложится на кровать и смотрит в расписной потолок.

Это истина, которая сотрудничает с правдой. Которая дружит с тем, что вы видите на телеэкранах. Это Джереми, который говорит с Богом. Который возвращает людям молодость и дарует манну небесную. Это не тот Джереми, который гадил в автомастерской и трахал начальницу склада.

Нет. Это тот самый Джереми. Не верьте. Именно этот Джереми оставил свою мать в колодце. Именно этот маленький негодяй, и никто иной. Вы думаете, что пришедшая святость искупает грехи прошлого? Что можно купить индульгенцию и забыть о собственных преступлениях? Что можно исповедаться, и всё будет прощено? Вы ошибаетесь. Все громкие слова об отпущении грехов — это бизнес. Это придумала церковь, чтобы вы знали, за что платите свою десятину.

Убийца вспарывает кому-то живот, а потом идёт в церковь и рассказывает об этом священнику. И тот молчит, потому что это называется тайной исповеди. Он отпускает грехи — от имени Бога, с которым никогда не разговаривал. Он не знает, какие грехи можно отпускать, а какие — нет. Потому что Бог молчит. И он отпускает всё. Убивай, грабь, режь, трави, кради — всё для вас. Целый спектр развлечений, чёртово колесо для грешников. Прямая дорога в рай по головам других.

Джереми Л. Смит лежит на своей кровати и не думает о таких вещах.

Джереми Л. Смит думает о том, что он будет делать завтра.

Среди присутствующих на площади во время первого появления Манны не было никакого Гордона Льюиса. Я не смог найти ни одного документа, подтверждающего его существование. Автор называет Льюиса нефтяным королём, но и в истории нефтедобычи я не нашёл ни одного упоминания о человеке с подобным именем. С учётом того, что большинство исторических лиц, встречающихся в документе, существовали на самом деле, мне трудно понять логику автора, который вводит в повествование откровенно вымышленного персонажа. Кстати, обратите внимание на то, что он указан в качестве владельца всей европейской (!) нефти. Как известно, Европа никогда не славилась большими запасами нефти, за исключением, разве что, Норвегии. Даже в этом ключе описание личности Гордона Льюиса звучит неубедительно.

Утверждение о контроле Ватиканом распространения порнографической продукции не более чем смешно. Ватикан в Вашем и моём лице постоянно борется с развратом и распущенностью. В данном же случае Ватикан выглядит гнездом порока. Помимо распространения порнографии как таковой автор приписывает нам свободу нравов и использование услуг женщин сомнительного поведения. Я думаю, что нет смысла подробно комментировать столь вопиющую ложь.

Отдельно хотелось бы выделить расовую нетерпимость автора. Обратите внимание на постоянное подчёркивание национальной принадлежности Мессии и его окружения. Изначально предвзятый взгляд на житие Джереми Л. Смита приводит в данном случае к созданию противоречивого и неестественного текста.

Кстати, несколько слов о художественных достоинствах данного «жития». Автор постоянно перескакивает с настоящего времени повествования на прошедшее и обратно, что в определённой степени затрудняет восприятие. Помимо того, он настолько категоричен в своих утверждениях, что кажется не более чем подростком-максималистом. В то же время, эрудированность автора не позволяет считать его таковым. Я постоянно задаю себе вопрос: кто мог написать это? Кто мог ненавидеть Мессию и человечество в целом настолько сильно? Пока что я не нахожу ответа.

Джереми идёт по поверхности воды в бассейне. Он ступает осторожно, точно боится ошибиться, точно вода сейчас перестанет быть плотной и пропустит его вниз, позволит ему упасть. Но вода под Джереми Л. Смитом — это каменная плита. Ступать по ней легко и приятно. Она слегка облегает ступни и смешно причмокивает.