Джозеф Коннолли - Отпечатки

— А потом ты потерял свою жалкую работенку , ясно? И я решила потянуть еще немного — быть может, зря, я не знаю. В общем, я осталась, и…

— Да-да-да. Ты не хотела ранить мои чувства. Знаю, знаю. Не любишь пинать лежачего, да, Каролина?

— Да, Джейми… вроде того. Но теперь это все ни хрена не значит. Я говорю о…

— Для меня — значит…

— О господи, пожалуйста, Джейми, ты будешь меня слушать или нет?!

— Нет, твою мать, не буду. Я сказал, для меня — значит, черт бы тебя побрал, Каролина, потому что это моя работа, моя жена, мой дом, Иисусе, мое будущее. Что вдруг такого плохого в надежде?

— А Бенни? Как насчет Бенни? Как это на тебя похоже, Джейми, — ты даже не включил Бенни в свой список несчастий!

— Не пытайся мне это пришить, Каролина. Ты же знаешь, я его очень сильно…

— Хорошо, прекрасно, можешь его как угодно, Джейми, честное слово, — потому что вот что я тебе скажу: я не пушу туда Бенни. На миллион миль не подпущу. Так что кончай уже со своими «надеждами», Джейми, потому что если честно…

— Ты не посмеешь, Каролина.

— А вот, блядь, увидишь, эгоистичный ты козел! Я не позволю втянуть своего сына в секту. Иначе какая я, по-твоему, мать?

— Секту?! Господь всемогущий, по-твоему, это секта? Я скажу тебе, какая ты мать, Каролина, раз уж ты спрашиваешь, — совершенно невменяемая , вот какая. Боже правый, где ты набралась такой… Иисусе… О господи!

— Это не я невменяемая — это ты, Джейми, — ты и твой больной психованный дружок Лукас. Вы сумасшедшие. Вы опасны для общества. А он — он вообще натурально жуткий.

— Не дури, Каролина. Все это вообще ни при чем. Все из-за того, что после — это сколько же лет прошло? Почти всю свою кошмарную жизнь я вкалывал и вкалывал, и вот меня выперли — я внезапно потерял работу, и для тебя я не мужчина больше. Так, Каролина? Ну конечно. В этом все и дело, а?

— Ты рехнулся, Джейми. Если ты так считаешь, ты настоящий псих…

— Да, кстати — а как же ты? А? Ты вообще никогда не работала. Как ты собираешься остаться чистенькой? Почему во всем виноват я?

— Ах ты ублюдок. Бенни. Бенни — моя работа. Мы же договорились.

— Да, да. Может, и договорились. Но это было до… всего этого.

— А теперь — после. Надо жить настоящим. Я ухожу, Джейми, — я серьезно. И забираю Бенни. И не проси меня…

— Каролина, погоди… ты сама себя послушай…

— Да пошел ты. Пошел на хуй, понял? Не знаю, куда мы уходим, но мы уходим. А ты — ты можешь делать, что хочешь. Чего твоя душенька захочет. Как всегда, блин. Дошло?

Джейми вздохнул. Он вздохнул еще раз, и Каролина, похоже, присоединилась. Она вскочила и теперь суетилась.

— Вас понял, — сказал он. — Вас понял, выполняю. Конец связи.

Губы Каролины были бледными, тонкими и сжатыми, какими представали ему всегда.

— Джейми, уйди, пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты тут был, когда… Не хочу, чтобы Бенни видел нас такими. Сходил бы к Лукасу, а? Попроси его помочь тебе выбрать новые занавески, например, а? Можешь воскурить фимиама.

Джейми потушил сигарету и прикурил новую. Его боевой задор по большей части уже испарился. Осталась лишь мучительная слабость.

— Не то чтобы, — вздохнул он, — Бенни раньше такого не слышал… бедный чертенок.

— Ну да… — только и возразила устало Каролина. — Вот и хватит.

Джейми мягко прикрыл за собой дверь. О боже. Уффф… Ну ладно. Может, и правда — схожу к Лукасу. Не занавески выбирать, конечно. Он-то мне уже говорил, что ничего подобного не будет — вообще ничего не будет на окнах (я этого не одобряю, вот что он сказал). Не хочет портить чистоту линии — по-моему, суть в этом, не знаю. И спорить не собираюсь. Лукас — он знает об этом все, обо всем таком знает. И вообще — она же его, правда? Печатня. Да. Его. Так что все в его руках.

Я, однако, в некотором роде, наверное, знаю, о чем это он — вся эта болтовня о чистоте и сохранности. Дело не только в занавесках, понимаете? — о боже, нет. Тут скорее о том речь, как все сложится — о том, какой это все, я так думаю, ну — будет накладывать отпечаток. А Каролина, если честно, никогда бы не вписалась. По крайней мере в этом все мы солидарны. Сам Лукас, знаете ли, выразил легчайшую тень сомнения. Насчет нее. Теперь мне проще об этом сказать. Да и вообще, она ведь сделала свой выбор, так? Сами слышали. По-моему, она бы только испортила остальным всю малину. Она, Каролина, не плохой человек — господи, не поймите меня неправильно. Вы меня особо не слушайте, когда я в запале, сами понимаете, момента и все такое (сами знаете, как это бывает). Иисусе, да по сравнению с моей первой женой Каролина святая. Ее, Эйлин, вы никогда не видели — и, друзья мои, вам здорово повезло. Мы недолго протянули вместе. Всякий раз когда мы ложились в постель (хотите — верьте, хотите — нет), она совала под подушку офигенно здоровый кухонный нож. Боже правый, говорю вам — я чуть не помер от напряга. Первые месяцы на секунду глаз не смыкал. Да что тут говорить — один ночной кошмар и пиши пропало. На рассвете я осторожно приоткрывал один глаз — проверить, не красные ли простыни. Как-то раз свозил ее к мужику этому на Харли-стрит, [7] Харли-стрит — улица в Лондоне, где расположены кабинеты преуспевающих врачей. аккурат на углу. Сколько сеансов и сколько потраченных денег? По сути сказал, что это у нее психологическое. «Да? — спросил я. — Да?» — «Просто смирись, дружище». «Логического»-то мне толком не досталось, это я вам могу сказать, а вот психа я огреб по полной программе. Ну да ладно. Я оставил ее в Троицын день в Эшби-де-ла-Зухе. [8] Эшби-де-ла-Зух — городок в северо-западном Лестершире. Так что теперь это все в прошлом, слава богу. Беда в том, что это прошлое меня догоняет: я так подозреваю, оно пошустрее меня.

Итак. Можно и к Лукасу. Можно чаю выпить. Еще раз поглядеть на свою совсем не маленькую квартирку в Печатне. А вы небось думаете — что же это я чувствую после недавней супружеской ссоры? Печаль, наверное, глубоко внутри (хотя по виду, наверное, и не скажешь). Печаль и вину, и стыд, да, и еще — забавно, но факт — некоторое разочарование. Все это, и еще чуточку голод. Надо что-то предпринять. Может, стоит запастись едой? Не знаю, что Лукас планирует, но он только что купил чудовищно огромный холодильник с морозилкой: они больше похожи на вертикальный морг. Да, пора в путь, нечего тут больше болтаться. Вот выкурю еще сигаретку, и вперед. Потому что я, говорю же, — заядлый курильщик, понимаете ли, возможно, вам незнаком этот тип. Оно и понятно. В наши дни мы стали вымирающим видом.

— Ты такой добрый, Лукас, ага. Ну то есть — мы все, да — мы все по правде, вроде того, благодарны. Сам знаешь. То есть это — будем, когда все, типа, немного устаканится, ага?