Джозеф Коннолли - Отпечатки

— Ах да, конечно — конечно, — сказал Майк. — Мне тут одна птичка напела, что я скоро избавлюсь от поварского колпака и фартука. Боже, как я тебе благодарен. Как и, — насмешливо продолжал он, самоуничижительно и с приличествующим случаю укором, — все наши соседи, в чем я ничуть не сомневаюсь. Мое картофельное пюре, если честно, крайне редко бывало на высоте. Не так ли, Уна?

— Ну да… — пробормотал Бочка. — Я же говорю — я не буду ничего особенного стряпать. Простая пища. Это мой стиль.

— Прекрасно, — восхитился Майк. — Просто прекрасно. А Лукас говорил тебе о…

— О требухе? Да, печенки не будет. Записал. Еще что-нибудь мне надо знать?

— Да нет. Вообще-то все проще простого. Знаешь что — давай, может, мы встретимся там, внизу, допустим в… Допустим, в шесть? Да, в шесть — в самый раз. Это в цокольном этаже. Стены толстые, как в Тауэре. Громадные контрфорсы, целая куча. Едим мы тоже там. При свечах, правда, Уна?

Уна вздохнула.

— Да, — подтвердила она. — Конечно, да.

— Это совершенно волшебно, — заключил Майк. — Такие старые сосновые длинные узкие обеденные столы — думаю, Пол, тебе понравится: середина викторианской эпохи, я бы сказал… разумеется, не мой период. И мы иногда вроде как сдвигаем их вместе, а потом Лукас всегда говорит нам пару слов, прежде чем мы, гм, — короче говоря, преломим хлеб.

— Что говорит? — перебил Бочка. — Типа, как он хочет купить всему миру «Коку»? [19] Строчка из рекламной песни «Кока-Колы» (1971), слегка перелицованного хита английской группы «Нью Сикерс»: «Хочу купить всему миру дом и обставить его с любовью, // Развести яблоневые деревья, пчел медоносных и белоснежных горлиц. // Хочу научить весь мир петь в совершенной гармонии, // Хочу купить всему миру „Коку“ и составить ему компанию».

— Ха! — фыркнула Уна, явно развеселившись.

— Мы, — довольно сухо отрезал Майк, — не совсем такие.

— Ладно, — произнес Бочка. — Приятно знать. В шесть, ага. Пол, ты идешь или как?

— Скоро — я тебя позже нагоню, хорошо? Только погляжу на эти графинчики. Бакелитовые, [20] Бакелит — синтетическая смола производства одноименной фирмы. да? Какая прелесть, — восторгался Пол. — К ним даже ложечки прилагаются.

Майк кивал, не скрывая восторга.

— Синие и зеленые крапинки особенно необычны, — говорил он. — Коричневые встречаются намного чаще. В Стоуке [21] Стоук — один из шести городов, составляющих Стоук-он-Трент, с XVII в. известный своими гончарными изделиями, художественной керамикой, фарфором и т. д. была одна очень известная фабрика: эти, я совершенно уверен, родом оттуда.

Бочка почему-то разок покосился на Уну — та бессмысленно разглядывала то, что в нормальном доме представляло бы собой оштукатуренный потолок, но здесь было парящей, призрачной пустотой, мрачно украшенной вздымающимися грозовыми облаками выцветшей тонкой фланели. Затем Бочка повернулся, стукаясь локтями и коленями, протиснулся по лабиринту вонючих перегородок, ругаясь, словно безумец, проснувшийся от ночного кошмара, и нащупал дорогу обратно в двадцать первый век.

(Ага. И даже чаем не напоили).

Ну слава тебе господи, подумал Джейми, когда такси все-таки свернуло за угол, о котором Джейми говорил и говорил: наконец-то я его вижу — вон оно, посмотрите — прямо впереди, видите? Большое квадратное кирпичное здание, видите? Да?

— Чтоб мне лопнуть, — изрек водитель такси. — Вот так дела. Знаете что? Я тут много лет езжу, а поворотика этого в глаза не видал. Потрясающий город. Потрясающий. Правда? Лондон. А? Потрясающий город. Каждый день что-нибудь новое. Знаете, сколько лет я уже в этом деле?

— Да, — очень устало ответил Джейми. — В Рождество будет двадцать два. Вы уже говорили. Просто подъедьте как можно ближе, хорошо? К главным дверям, вон туда.

— Двадцать два года на Рождество, да. Уже говорил? Не помню. Голова дырявая. Ну что — здесь подойдет? А я не знал, что он тут есть, этот поворотик. Каждый день в этом деле узнаешь что-нибудь новенькое.

Ну почему, с изрядной долей горечи подумал Джейми, ты последние двадцать минут любезно меня уверял, что прекрасно знаешь, о чем я говорю, и пожалуйста, просто откиньтесь на сиденье и не волнуйтесь, будем на месте через пару минут? Было бы еще не так плохо, если б остаток поездки пролетел как сон, но нет, о господи, нет. Ну и задница, господи боже. Потому что обычно я, знаете ли, просто обожаю лондонские такси — ну, знаете, как вся эта система работает — вроде конвейера, вроде того. Запрыгиваешь, выпрыгиваешь, и дело с концом. Что может быть эффективнее? (Каролина — она всегда говорила, что такси — это деньги на ветер. Если у тебя в карманах бренчит столько лишней налички, Джейми, начинала она, я тебе говорю, лучше вложи ее в большую закладную, чтоб у нас появился хоть крошечный шанс выбраться из этой тесной дыры, в которой ты заставляешь нас жить. Но нет. Джейми — это было бы слишком благоразумно, правда, Джейми? Лучше ты будешь рассекать на такси каждый божий день, пока мне приходится забирать Бенни из школы на автобусе. Боже мой, Джейми — было бы полегче, если б у нас, по крайней мере, была машина!.. Вот вам Каролина. Как заведенная.) Но что до меня, я всегда считал, что они, такси, стоят потраченных денег, потому что они экономят вам время, понимаете: в конечном итоге они экономят именно это — время. Сейчас это не так уж и важно, надо признать. Время — это, в общем, единственное, что у меня осталось. Целые акры времени. Или осталось бы — единственное, что осталось бы, если б не Лукас. Можно сказать, самое близкое к вере в Бога.

Ну ладно — выскакиваю я, значит, на улицу, пытаюсь подозвать такси, и еще за барахлом, наваленным на тротуар, надо следить, и я все обдумываю два вопроса (ну, может быть, три, если «Ну почему, почему никогда не поймать такси, когда оно по-настоящему нужно?» считается. Три, если этот считается). Но главным образом я думал: боже правый, везет, как утопленнику — похоже, дождь начинается. И во что превратится мой плед, и пластинки, и небрежно увязанная стопка книг в бумажных переплетах? Потому что у меня не было времени, сами понимаете, упаковать все как следует; я не хотел, чтобы Бенни, ну вроде как — видел, как я это делаю. Я подумал, это может его расстроить. Меня бы точно вывело из строя. Так что я просто сгреб в кучу несколько сумок и пару коробок и более или менее смылся. Да. А второе, о чем я думал: печально, а? Вы только посмотрите на эту жалкую кучку вещей. Десять лет брака, а показывать нечего. Или девять. Может, и девять. В общем — неслабый стаж для брака.

Первые два такси, которые удалось поймать, мне, разумеется, пришлось отпустить — на обоих была эта чертова наклейка, как она меня бесит, самодовольно лыбилась на заднем сиденье: Спасибо, Что Вы, Блядь, Не Курите (потому что, понимаете, если вы заядлый курильщик, как я, вы учитесь всегда обращать внимание на важные вещи, вот такие, например; и то же самое — когда бронируешь столик в ресторане. Театры и кино, без разговоров, категорически и определенно под запретом. Так вот. И не надо доставать меня сами-знаете-чем, потому что я изо всех сил стараюсь, честное слово, выкинуть это из головы. Я хочу сказать, боже, какой кошмар: милый Лукас предлагает мне гавань, убежище, приют, но запрещено мое единственное утешение — моя страсть, моя слабость… о боже, моя жизнь, не будем отрицать очевидного. Что, во имя Христа, я должен делать? Не знаю. Не знаю. Говорю же, я изо всех сил стараюсь выкинуть это из головы.