Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута

– Название как название, – обиженно отозвался знакомый Горму голос. – И даже со скальдическим созвучием.

– Иерофант Саппивок, посол к китам-убийцам и носитель исполинской выдры, и его ученик Неррет, пожиратель драгоценной красной рыбы, несущие письмо от благородного Хельги, архона Фрамиборга и предводителя племени морского дракона, и прекрасной Асы, анассы Винланда и хранительницы мира семи племен! – старичок стукнул тяпкой в пол и сделал шаг в сторону, наконец пропуская пришельцев.

– А выдра и вправду здоровенная, – признал Кнур.

Остров Хёрдла растянулся с северо-запада на юго-восток, очертаниями напоминая плывущее в этом общем направлении горбатое морское чудовище с угловатой мордой и длинным, слегка изогнутым хвостом. Бухта, куда возвращались участники набега, находилась примерно под подбородком морды чудовища, открываясь в Бифьорд к юго-востоку. На вершинах серых скал, поросших мхом, кое-где закрепились корнями ясени, чьи семена-крылатки принесли с юга ветры. Ветви недавно обосновавшихся на скалах неприхотливых деревьев с северной стороны были намного короче, чем с южной. Забрызганные кровью и нагруженные золотом и серебром воины шли молча, тяжело ступая по узкой тропе, вившейся вдоль склона. Спуск в бухту был крутым и извилистым, и один неосторожный шаг запросто мог стоить жизни, даже не будь камни увлажнены осенним дождиком, моросившим из низких свинцовых туч. Сожженные корабли Берг-Энунда уже ушли под воду. Две струйки дыма поднимались из наклоненных к корме труб Волка Бури, самого быстрого корабля в круге земном, ждавшего возвращения Эгиля под парами. Спуск стал более пологим, камни сменились крупным песком. Торфид нарушил молчание:

– Овцекоров-то зачем порубил?

– Чтоб знали! – неожиданно немногословно отозвался Эгиль.

Остаток пути к кораблю разговор и вовсе не клеился. Когда последний карл поднялся по сходням и вывалил сокровища на настил между прави́лом, Сын Лысого невесть с какой стати вперился во что-то на берегу. Там на песке белели куски лошадиного костяка – может, коню не повезло при выгрузке на берег, а может, он оступился на узкой тропе, поднимавшейся по скалам. Эгиль перешагнул через борт и, простучав сапогами по доскам, опустился на колени рядом с костями, очищая от песка череп.

– Чего это он? – спросил Оди из Гримсбю, присматривавший за водометами.

– Молчи и смотри! – буркнул Торфид.

Положив череп на песок, скальд подошел к зарослям орешника у подножия скалы, вытащил из ножен на правом бедре нож, и вырезал жердь примерно в три четверти сажени. С жердью в руках, Эгиль вернулся за лошадиным черепом и, подняв его с песка, отправился вверх по тропе. Впрочем, скоро он свернул с тропы и направился в сторону обращенного к материку скалистого мыса, прыгая по камням, как большеголовый горный козел, и лишь изредка помогая себе жердью. Добравшись до вершины мыса, Сын Лысого взял лошадиный череп и насадил его на жердь.

– Проклятие Йормунреку! – крикнул скальд.

Его крик подхватил ветер и отразил от скал, так что каждое слово донеслось до корабля повторенным трижды.

– Проклятие Йормунреку! Проклятие духам Хёрдаланда, Мёра, и Раумарики! Пусть все духи блуждают без дороги! Пусть ни один дух не знает покоя, пока конунг Йормунрек топчет наши земли!

С этими словами, Эгиль всадил нижний конец жерди в расщелину скалы. Затем он повернул череп на юг, в сторону материка, и стал резать на жерди руны. Вырезав последний знак, он уколол большой палец левой руки ножом и окрасил руны кровью. Неожиданно показавшаяся в просвете туч Сунна озарила Эгиля, жердь, и череп лучом. Над мысом двойной дугой повисла радуга.

– Нертус, – только и смог сказать Оди, поочередно коснувшись рукой лба, груди, и уда.

Спустившись обратно к Волку Бури, Эгиль поднялся по сходням и втянул их за собой.

– Куда теперь пойдем? – спросил Торфид.

– В Туле, отца увидеть, пока он не помер, и Асгерд, пока меня не убили.

Подковки на сапогах Горма постукивали по камням набережной. Сапоги недавно стачал Каппи, чтобы переплюнуть гутанского сапожника Сегго. Помимо ножен в одном голенище, они были снабжены парой подпружиненных лезвий, спрятанных в подошвах, и притом сидели, как влитые. Еще несколько дней назад, ярл шел бы на зов конунга вверх во дворец, а не вниз к гавани, но после того, как пожелавшие остаться неизвестными доброжелатели отправили во дворец подарок в виде бочки дыхания дракона (ночью, из камнемета, с зажженным фитилем), Йормунрек внезапно решил, что этлавагрская роскошь ему надоела, и перебрался обратно в свой покой на Кормильце Воронов. Решение было крайне своевременным – в городе начались распри между двумя воровскими братствами, главарь одного из которых якобы был ярлом, приближенным к низверженной красной владычице. Это братство отреклось от поклонения Одину, в то время как второе братство клялось его именем. Разногласие вызвало резню, в ходе которой члены обоих братств стремились как к взаимному истреблению, так и (вне зависимости от их отношения к восставшему северному богу) к уничтожению подвернувшихся танов, нуитов, сноргов, гутанов, и венедов, известных туземцам под совершенно необоснованно обобщенным и крайне нелестным именем «варвары.»

Поводом для отречения первого воровского сообщества от Одина стали слухи, что красная владычица Тира не погибла, а вопреки Одиновой воле спаслась из пучин милостью Калидофоро, как этлавагрцы называли Эгира. Учитывая, что отдельные куски корабля владычицы долетели до судов, находившихся в двух рёстах от места взрыва, последнее было крайне маловероятно. Дева, оставшаяся в роду последней, ведет в бой отцовских домовых карлов, чтоб защитить кров, и гибнет в волнах вместе со всей дружиной. Чрезвычайно достойная смерть, вызывающее вящее уважение и светлую печаль. Горм даже начал о ней что-то складывать. Настроение ярла было существенно приподнято вестями от отца и мачехи, не говоря уже о брате и сестричке, вместе со знаменитым Ушкуем объяснившим тайну исчезновения энгульсейских кнорров и то ли открывшим, то ли заново открывшим целый материк. Конечно, паршивцы тут же отправились обратно во Фрамиборг, не говоря уже о том, что свадьбу сыграли наспех, наполовину тайно, и, естественно, не познакомив старшего брата со всеми захваленным женихом, заломавшим медведя и бегом догоняющим оленей.