А Крабов - Люди в белом

Я, воспользовавшись своей ненужностью в данный момент, принялся изучать детали интерьера, хотя изучать в общем-то было нечего. Меня поразила патологическая чистота в комнате, совершенно нехарактерная для коммунальной квартиры. Вся обстановка состояла из трех табуреток и стола, обтянутого желтой клеенкой. На стене висела журнальная вырезка, изображающая Монику Левински. В нос ударял знакомый запах трехпроцентного хлорамина, который исходил из стоящего в углу белого пластмассового ведерка.

— У вас, голубушка, давление повышено, — констатировал Алексей, — надо бы укольчик сделать.

Перед тем как ответить, Инга Васильевна подошла к белому ведерку и, сменив перчатки, протерла тряпочкой, смоченной хлорамином, места, которые соприкасались с тонометром и фонендоскопом.

— Мне надо выйти сменить плащ, ничего здесь не трогайте! — грозно проговорила она и, гордо подняв голову, насколько позволял капюшон, вышла в коридор.

— Что это за хренотень? — шепотом спросил я.

— Мизофобия — боязнь загрязнения, — также шепотом ответил Алексей, — по-моему, нас с нашими грязными шприцами не допустят к столь неприкосновенному телу.

— Я не буду делать никаких уколов, — вернулась в комнату Инга Васильевна, уже в розовом дождевичке.

— И таблетки тоже никакие принимать не будете? — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Краснощеков.

— Конечно нет! — возмутилась мадам и поправила съехавшие с носа жабьи очки.

— Ну, если станет хуже, вызывайте еще, — я закрыл сумку и направился к двери.

Выйдя на улицу, я начал бегать вокруг машины. Чтобы побыстрее выветрить едкий запах хлорамина и синтетических полимеров.

— Ничто так не очищает, как встречный ветер! — кричал я.

— Мало того, что ездишь к сумасшедшим, так еще и работаешь с идиотом, — добродушно проговорил Краснощеков.

Внезапно что-то громыхнуло над головой, и на лицо упали две крупные капли дождя. Первая гроза в этом году. Мы с напарником, толкая друг друга, тут же запихнулись в кабину, предпочитая посмотреть этот спектакль из-за стеклянных кулис.

— Три четверти жизни ставлю на то, что эту грозу вызвал Тамусенко своими магическими пасами! — Краснощеков хлопнул ладонью по торпеде.

— Что, разобрался этот чернокнижник со своим инвентарем? — спросил Панков, видимо имея в виду труп, нечаянно увезенный с Екатерининского, — прошлым летом я, помню, все проклял, когда с ним работал.

— А что случилось? — полюбопытствовал я и сунул в рот застарелую жевательную резинку, отлепленную из-за уха.

— Ну, послали нас в Гатчину перевозить больного, — начал неспеша Коля, — а там, в местной больнице, Артемий халтурку зацепил. Как сами понимаете, халтурка довольно специфическая.

— Что, могилу что ли копали? — поинтересовался Краснощеков.

— Нет, мы общались с ее будущим содержимым. Нам предложили перевезти труп из Гатчины в городской морг, само собой за умеренное вспоможение, — пояснил Панков и прекратил на минуту повествование, закурив вонючую "беломорину".

— Ну, обычное дело, — понимающе кивнул головой Алексей.

— Так вот, привезли мы его на Екатерининский, там не принимают, повезли в другой морг, там тоже не принимают. Направление какое-то неправильное было, не принимают с таким. А рация уже во всю трезвонит, нам вызов суют. Ну этот вампиреныш и подбил меня отвезти труп ко мне домой, пока мы вызов выполняем и потом его забрать, благо я рядом жил, да и жена до вечера на работе.

— Так что, отвезли? — изумился я, зная Панкова как человека, предпочитавшего не брать работу на дом.

— Отвезли, а жена возьми да и приди домой пообедать. Слава богу мы через пятнадцать минут приехали, откачали нашатырем, — ухмыльнулся Панков и закрутил лихой вираж. Машина опасно накренилась, и матерящиеся владельцы индивидуального транспорта остались далеко позади.

— Ха, она долго уговаривала его съесть тарелку супа, — заржал Алексей.

— Дурак ты, Краснощеков, все тебе смешно, а нам, между прочим, пришлось чехол обратно в Гатчину везти.

Вдруг неожиданно — неприятно, как утренний будильник, завизжала "моторола". Все поморщились.

— 8652, поедем на взрыв, — прошепелявил динамик и сообщил нам адрес, который мы троекратно уточняли из-за плохой дикции диспетчера.

— Вот только взрыва нам для полного счастья и не хватало! — проворчал Панков и что было сил нажал на правую педаль.

Огромное количество спецтранспорта, мигающего всеми своими фонарями, куча народа, жаждущего зрелищ, все это броуновское движение было извечным симптомом глобальной заморочки. На нас, как водится, никто не обратил внимания и в довершение к этому, преграждая путь во двор, монументально, с какой-то средневековой тупостью стоял ментовский козелок. Я выскочил из кабины и подошел к первому попавшемуся на пути сотруднику милиции, который абсолютно был не в курсе происходящего. Краснощекову повезло больше, он с первой попытки нашел водителя козелка.

— Не могли бы вы, многоуважаемый страж порядка, откатить в сторону свое ландо, тем самым открыв нам путь во двор, дабы мы смогли оказать пострадавшим столь необходимую им неотложную медицинскую помощь? — с притворным заискиванием обратился к сержанту Алексей.

Сержант улыбнулся в пышные соломенные усы, уселся в кабину и занялся имитацией бурной деятельности. Имитация и вправду была что надо, уазик рычал, чихал, кашлял, вонял, даже, по-моему, отрывался от земли, но с места не двигался.

Сзади нас подперло еще одно транспортное средство с сотрудниками милиции. Мы с Краснощековым, плюнув на все это "мапет-шоу", схватили сумку и, перепрыгнув через капот козелка, отправились во двор пешком.

Место преступления напоминало городскую ярмарку. По битому стеклу возле двух напрочь раскуроченных взрывом иномарок бродили дети, пенсионеры, женщины репродуктивного возраста, собаки. Отдельными кучками стояли милиционеры и дружно ковыряли свои носы. Среди всего этого бурного веселья лежали трое пострадавших, на которых никто не обращал внимания. Хотя нет, одного из них усердно тряс за грудки пожилой заводчанин и требовал немедленной компенсации за выбитое лобовое стекло у своей "копейки". Заводчанина абсолютно не смущал тот факт, что у того, кого он так усердно тряс, напрочь отсутствовало сознание.

— Что ж ты делаешь, гад? — вспыхнуло во мне профессиональное человеколюбие.

— А кто мне заплатит за машину? — брызжа слюной, негодовал обыватель.

— Стражи, наведите, наконец, порядок! — обратился я к занятым своими носами милиционерам и пнул бомжа, который в общей суматохе ненавязчиво пытался стянуть кожаные туфли с одного из потерпевших.

Оценив состояние всех троих и выбрав самого тяжелого, мы стали загружать его в карету, благо Панков каким-то образом сумел пробраться во двор.