А Крабов - Люди в белом

— Я не долго? — раскрывшаяся дверь салона остужает воздух кабины ровно на столько, насколько разгорячен и возбужден Краснощеков

— Кто эти красавцы? — здесь мой интерес не подделен.

— Хорошие друзья, раньше мажорили вместе на "Исашке".

— Почему такая дисгармония между экстерьером и средством передвижения? — спросил я.

— А, гримаса бизнеса, уместная маскировка, — оставив мне пищу для размышлений, Алексей углубился в изучение количества купленного зелья.

— Ну, что, все в порядке, нормально насыпал? — спросил я, не представляя как выглядит грамм кокаина.

— Здесь 0,7 или 0,8. Аптекарь не может не напарить. Ну, да ладно, поехали, нам хватит.

— Куда едем? — с интонациями частного извозчика спросил я.

— К моей подружке на Миллионную, зацепим ее с собой, взгреем чуть-чуть, если вы не возражаете, коллега?

Я не возражал. Несмотря на все капризы старушки "Волги" и обилие узаконенных вымогателей с полосатыми палочками-выручалочками в руках на улицах города, мы добирались до места без потерь. Краснощеков, по-хозяйски открыв дверь своим ключом, пропустил меня вперед, и я окунулся в запахи незнакомого жилища. Глаза постепенно привыкли к полумраку, и я начал различать окружающую обстановку. Возня в прихожей не вызвала никакой реакции в глубине квартиры. Никто не вышел нас встречать. Мы проследовали по коридору, размеры которого и без того огромные, расширялись за счет развешанных по стенам картин в громоздких, дорогих рамах. Я с любопытством стал разглядывал произведения.

— Идем, идем потом насмотришься, — подтолкнул меня в спину Алексей.

Из коридора мы попали в антикварную, по своему содержанию, гостиную. Пространство разрывалось на части из-за несоответствия окружающей обстановки и экстремального хард-кора, вырывающегося из колонок "Техникса" последней модели. Все нюансы обстановки сходились в центре комнаты, где стояло большое, тяжелое кресло с резной фигурной спинкой, на котором в позе лотоса восседала слегка одетая девица. Со старательностью, которую подчеркивал высунутый язык, неординарная барышня занималась педикюром.

— Смотри, язык не откуси, — бросил сидящей Алексей, — знакомься — это Михаил, я тебе про него рассказывал.

Девушка подняла ресницы, обремененные невероятным количеством туши, и посмотрела одновременно в сторону и сквозь. По крайней мере такой человек может о себе не рассказывать, так как и с первого взгляда чересчур многое понятно. Предвкушая необычный контакт, я произношу банальное "здрасьте".

— Привет, коновалы, сколько душ загубили? — голос у нее глубокий и чувственный.

— Дежурство прошло без особенностей, — сухой формулировкой задушил ее Краснощеков, — если Вы это имеете в виду, миледи.

— Удивляюсь, как я с вами еще разговариваю, кто мне отвечает? Ведь вы же мертвы, во всяком случае ваши души. — Кисточка двигалась по ногтю большого пальца, оставляя черный след.

Я подошел поближе и обнаружил на ее бедре замысловатый кельтский орнамент.

— Кто делал, Кредит? — кивая на татуировку, поинтересовался я.

В ответ, игнорируя вопрос, девица протягивает руку в мою сторону.

— Можно до Вас дотронуться?

Выражение ее глаз блокируют импульсы, поступающие из коры больших полушарий. Я отупел.

— Но не обольщайтесь, моя душа Вам принадлежать не будет. Хотя тело может быть, но…чуть позже. — Ее грудь подалась вперед ко мне, и мое дыхание заметно участилось.

Алексей, видимо привыкший к подобному с ее стороны, предоставил нас самим себе и проследовал к зеркальному мраморному столику, где с усердием, не меньшим, чем-то, которое сопровождало девицу в ее занятии по перекрашиванию ногтей, начал при помощи телефонной карты перетирать камушки заветного зелья, превращая их в однородную массу.

— Нет, пушер вроде бы не обманул, — радостно возвестил он и быстро сформировал на зеркальной поверхности стола три жирные дороги.

— К черту торпеды и полный вперед! — вышла из своего инфернального оцепенения девушка, вытаскивая из ящика стола купюру и ловко скатывая между ладошек трубочку для принюхивания.

Мало того, что я и так чувствовал себя не в своей тарелке, девица еще и без юбки. Я старался не смотреть на ее ягодицы, но в комнате слишком много зеркал.

Пока мы подтягиваемся к столику, Алексей запихнул протянутую ему трубочку глубоко в ноздрю и, зажав вторую указательным пальцем, освободил благородный камень от своей дозы кокаина. Девушка с точностью повторила его действия и передала эстафетную трубочку мне.

— Это не много ли мне будет, я ведь в первый раз, — сдавая позиции крепкого орешка, спросил я у них.

— Нормально, передознешься — полечим! — обнадежил меня коллега.

— Добро пожаловать в ад! — губы девицы зашевелились в сантиметре от мочки моего уха, затем захватили серьгу и потянули ее вниз, приближая голову к белой полоске.

Свет в комнате стал ярче, носоглотка онемела, я сильно сжал челюсти и откинулся на спинку кресла. Елена начала свободно двигаться, подчиняясь ставшему более насыщенным музыкальному ритму. Цветовая гамма, составляющая ее тело, с каждым новым движением становилась более акцентированной, я погрузился в розовый туман.

Краснощекова порошок откровенно простимулировал. Он вскочил, принялся описывать круги по комнате, сжимая челюсти и скрипя зубами. В конце концов его гиперкинез перекинулся на полки платяного шкафа, которые взорвались пестрым фейерверком выкидываемых прямо на пол шмоток. Девица приняла активное участие в выборе туалета для ошалевшего медработника, по ходу давая ему ценные указания.

— Зачем надеваешь эту тишотку, ты в ней похож на жирного мурзилку. Стыдно с тобой на люди показаться.

Втянув в себя сразу половину сигареты, я встал и отправился в обзорную экскурсию по квартире, надеясь посетить заветный коридор с картинами, а заодно и туалет. В полумраке коридора справа от меня зажглось розовое пятно. Сейчас где-то середина зимы, снега очень много, раннее утро. Я бреду по тропинке мимо деревьев, щеку обжигает ядовито-розовый утренний свет, ровным покрывалом ложащийся на сугробы.

Тут я замечаю, что не иду, а еду, и это уже не лес, а Таврический парк, мимо которого несется наш автомобиль. На розовых сугробах появляются синие отблески. Шесть утра, мы едем на падение с высоты.

— Сколько я не ездил на падение с высоты, все время опаздываю, — голос принадлежит фельдшеру Краснощекову.

— В каком это смысле?

— Я приезжаю, а они уже упали, — утренний сон понемногу уходит, обычно в это время не до шуток.

На углу Таврической и Тверской мы видим вечный предвестник неприятностей — ментовский козелок, рядом с которым бегает машущий руками сержант.