А Крабов - Люди в белом

— По-моему, кто-то забыл выключить приемник в машине, — выдернула меня из оцепенения Елена-прекрасная.

— Семен Семенович! — полез я в салон, откуда увидел бегущего к нам Краснощекова, радостно трясущего вожделенными картонками.

Клуб обрушился на меня, наподобие бала сатаны, демонической смесью света, звука и запаха.

— Наслаждайся, сын мой. — Краснощеков пихнул мне в рот горькую, розовую таблетку и растворился в лучах лазера.

Минут пятнадцать я шатался по этажам клуба, пока мною не овладела сладкая истома. Я прилип головой к огромной, вибрирующей от децибелов колонки и потерялся во времени и пространстве. Периодически возникал двоящийся в моих глазах Алексей и протягивал мне ледяной напиток, который я не мог идентифицировать. Это состояние, как бесконечный оргазм. Мелькающие части тел отвязанных девиц будоражили воображение, но я чувствовал, что стоять в вертикальном положении может только мое тело. Расстройств по этому поводу не было никаких.

— Вот мы и в аду, — прокричала мне в ухо Леночка, — как тебе тут?

— Супер! — на большее я был не способен.

— На, жуй жев. рез., а то все зубы в порошок сотрешь, — посоветовала она и сунула мне в рот полоску детского "орбита".

Во рту было сухо, несмотря на то, что я периодически смачивал горло, жвачка упорно не разжевывалась. Мир призрачных позитивных мыслей отвлек меня, я полностью окунулся в себя. Несмотря на все мои тщетные старания хоть как-то реализовать себя в жизни, сейчас хотелось только одного: чтобы то состояние, которое я испытывал, не кончалось бы никогда. Я жалел только о том, что у меня нет огромной кучи денег.

Вот потный отморозок, у него они есть, но где же живость ума, где фантазия? Его дама — это унылый ширпотреб. Красивая упаковка, но тоска. Хотя от тоски я был сейчас очень, очень далеко.

Наркотики, музыка, любовь, облака, небо: где-то там вход в потусторонний мир. Вдруг кто-то задел меня, взял за запястье сзади и развернул. Я вынырнул из себя и уткнулся в колыхающийся блестящий лифчик.

— Ты очень красиво двигаешься, — прильнув ко мне, не переставая танцевать, прошипела незнакомая полуголая красавица.

— Да, милочка, я как большая белая акула, движение — жизнь.

Вокруг заплясали языки пламени магического ритуального костра. Пляска отблесков плавно перешла в ее неестественно голубые глаза, зажгла их знакомым каждому мужчине огнем и вернулась ко мне манящим запахом женщины.

Я бросился в пучину древнеязыческих ритуальных плясок. Я мог бы войти и выйти из ее тела так же легко, как и в любую из дверей своей квартиры. Несмотря на полное ощущение виртуальной бестелесности женского тела, я увлек его в небольшое пространство за колонками, которые казались мне мегалитами вокруг жертвенного камня. Блестящие шорты девицы сами собой упали на пол, и мы принесли себя в жертву наслаждению.

Открыв глаза, я уткнулся взглядом в собственное отражение. Я стоял в туалете, подпирая лбом холодное зеркало. Из него диким взором максимально расширенных зрачков на меня смотрел абсолютно незнакомый человек.

— Ты кто? — вслух спросил я.

Зеркало не ответило.

— Не хочешь разговаривать — не надо, я и так про тебя слишком много знаю.

— Ну, как, нормально тебя плющит? — голос Краснощекова раздался у меня за спиной.

— Офигительно, но, по-моему, уже начинает подснимать, — мой ответ прозвучал как просьба.

— На, закинься еще, с дьявольской ухмылкой Алексей протянул мне очередную порцию.

"Зачем я еще сожрал, меня ведь и так колбасит немилосердно". — Цеплялся за реальность перегруженный ядом мозг.

— Пати из овер, — Леночка настойчиво трясла меня за плечо, кутаясь в шубу и покачиваясь.

— Надо домой, нужен отдых, — скорее я читал по губам, чем слышал ее голос.

— А что, уже все кончилось? Который сейчас час? — я постепенно возвращался в действительность.

— Семь утра. Иди, прогревай свой "Студебекер".

— Значит, я просидел у стойки четыре часа, какой кошмар!

Никак не выходило попасть ключом в замок зажигания. В глазах все уже не двоилось, а, как минимум, пятерилось-шестерилось, я смотрел на мир через аквариум.

Удовольствие вести машину я предоставил Краснощекову. Право оправдать высокое доверие он воспринял без особого энтузиазма и, высыпав остатки порошка на компакт-диск, убрал его, не прицеливаясь, не делая никаких дорожек и не крутя никаких трубочек, отчего его нос стал похож на аппетитный пельмень, правда в замороженном состоянии.

— Мог бы поделиться, — возмутилась Леночка.

— Мне, а не вам тащить это корыто через весь город, — оправдался тот.

Ориентироваться я начал только в квартире на Миллионной и, лежа на диване, наблюдал, как мой напарник растворял в столовой ложке светло-коричневый порошок, нагревая ее над пламенем зажигалки. Леночка накручивала кусочки ваты на иглы инсулиновых шприцов, желая ускорить процесс приготовления Его Величества Германа.

— Слушайте, братцы, может мне не надо, — попытался оказать сопротивление я.

— Надо, Федя, надо, — подражая Шурику из известной киноленты, кривлялась Елена.

— Сказал "А", говори и "Б", — не терпящим возражений голосом произнес работник службы милосердия, фельдшер Краснощеков.

— Как вы там говорите на "скорой"? — спросила Леночка, затягивая жгут на моем плече.

— Поработайте кулачком, больной, — подсказал Алексей, подходя ко мне и держа баян со "смертью" на изготовке.

Действие стимуляторов прекратилось мгновенно, дыхание перехватило, по спине пробежала горячая волна, глаза сами собой закрылись, и я очутился в полной отключке.

Я шел по коридору, стены которого были отделаны черным бархатом. Периодически то справа, то слева мне встречались золотые монограммы. Стараясь разобрать замысловатый вензель, я делал попытки остановиться, но что-то толкало меня вперед. Не понимая причин этого явления, я время от времени оборачивался: сзади не было ничего: ни движения, ни звука. Коридор заканчивался белыми мраморными ступенями, ведущими куда-то наверх. Лестницу отграничивала бордовая бархатная гардина с золотыми кистями по краям. Мраморные ступени, ближе к деревянным перилам были сильно потерты. На лестнице никого не было. Поднявшись выше, я попал в следующий коридор, одна из стен которого была прозрачной. Здесь мне, наконец, удалось остановиться, и я обратил внимание на то, что за стеклом на уровень ниже располагалась прямоугольная комната с тремя тяжелыми дубовыми дверями. Все три двери находились почему-то на противоположной от меня стене. Между левой и центральной стояло огромное старинное зеркало высотой в человеческий рост. Массивные пузатые купидоны красного дерева нависали над ним. Между центральной и правой дверью висела картина в простой металлической рамке за стеклом. Из-за расстояния и слабого освещения разглядеть, что изображено на ней, я не смог, и тем более этому помешала открывшаяся правая дверь, из которой вышла девушка. Она была одета по моде двадцатых-тридцатых годов. Проходя мимо картины плывущей походкой, девушка, как бы невзначай, протянула левую руку и провела указательным пальцем по стеклу, прикрывающему холст.