Виктор Пелевин - Бэтман Аполло

Впрочем, Гера была красивой девушкой, и происходящее вовсе не казалось мне испытанием. Совсем наоборот. Я, как всегда, забыл все страхи и опасения — и свои измены тоже. Мне хотелось верить, что это происходит на самом деле. И это действительно начинало происходить на самом деле. Во всяком случае, на некоторое время…

Гера положила ладони на мою голову и легонько толкнула ее к своему животу. Я подчинился. И опять без всякого внутреннего усилия — хоть и предполагал, что пристрастие Геры к этой процедуре является чем-то вроде реакции на неосознанную фантомную боль. Впрочем, загробный психоанализ никогда не был моим коньком.

Мне вообще приходило в голову куда больше мыслей, чем следовало бы. А одна из них рассмешила меня до такой степени, что пришлось прервать упражнение.

— Что? — томно вздохнула Гера. — Что ты смеешься?

— Я вспомнил, — сказал я. — Как один московский сексолог отвечал на церковную критику куннилингуса.

— Как?

— «Вылизывая самке наружные половые органы, самец хочет показать ей, что будет заботиться о яйцах, которые она отложит. Этой традиции много миллионов, если не миллиардов лет, и не мракобесам в рясах…»

— Фу, — с выражением сказала Гера. — Дурак. Все испортил. А про сексолога врешь, ты сам это только что придумал. Вот всегда ты так. Всегда.

— За это ты меня и любишь, — сказал я.

— Нет. За это я тебя как раз не люблю, — ответила Гера, встала с кровати и начала одеваться.

К счастью, она быстро засмотрелась на себя в зеркале — и забыла свою обиду.

Сегодня она была во всем сером и протертом — как бы в сильно вылинявшем черном. Даже ее трикотажная кофточка, кажется, была много раз простирана вместе с десятком булыжников.

Мой наряд был стандартным для таких встреч — легкий черный костюм и черная рубашка с красной пуговицей на горле. Возможно, под кроватью нашелся бы и галстук — но я за ним не полез.

Я покосился на стену спальни — не появилась ли на ней картина с красным цветком. Но ее не было. Неизбежное в этот раз обошлось без свидетелей.

Мы вышли в коридор.

Я плохо представлял, куда надо идти — и почему-то был уверен, что это выяснится само.

В коридоре было светло от знакомых витражей со всадниками и всадницами. Все было таким же, как я помнил, только цветы в нишах оказались другими — и, кажется, вазы тоже. Может быть, их меняли вместе.

Мы миновали малахитовую арку с бронзовыми сатирами и оказались на лестничной площадке, выложенной разноцветными ромбами. Пожарная дверца в стене исчезла — словно тут успели сделать ремонт и спрятать ее под штукатуркой. Зато массивная дверь, к которой спускалась лестница, оказалась приоткрытой.

— Что там? — спросила Гера.

— Большой зал приемов, — сказал я. — Но я там не был.

За дверью действительно оказался большой темный зал. В нем горела одинокая свеча на тонком высоком подсвечнике — но желтого огонька хватало лишь на то, чтобы осветить несколько плит пола. Зал был таким большим, что мы не видели его границ — только смутно ощущали их.

Мы подошли к свече. Огонек дрогнул, словно где-то неподалеку открылась дверь, и я увидел в дальнем конце зала второе пятно света.

В нем стояло чрезвычайно странное существо.

Это был высокий и худой юноша журавлиных пропорций. На его голове поблескивал сложный головной убор — что-то среднее между золотой митрой и высоким шлемом. В руке он держал тонкий золотой посох.

На его запястьях и предплечьях мерцали разноцветными камнями тонкие браслеты, а на груди висела гирлянда желтых цветов. Из одежды на нем была только оранжевая набедренная повязка. Но самым странным был цвет его кожи.

Небесно-синий.

В его внешнем облике совершенно точно не было ничего общего с бородатым господином, которого я видел на портретах.

— Харе Кришна, — прошептала Гера.

Она была права. Дракула (если это был он) больше всего походил на Кришну с обложки одной из тех книг, которые раздают в переходах адепты Бхагавад-Гиты.

Я подумал, что Бальдр с Локи, заряжавшие мой вампонавигатор, все перепутали — или просто украли моего комара, заменив его чем-то непонятным.

Но синий незнакомец приветливо кивнул нам и пошел в нашу сторону, через каждые несколько шагов останавливаясь, чтобы зажечь от своего золотого посоха невидимую свечу.

Он просто касался им какой-нибудь точки в темноте, и там появлялся огонек. Потом становился виден подсвечник, и из мрака появлялся небольшой сегмент освещенного пространства.

Чем больше свечей он зажигал, тем светлей делалось вокруг. Но в этом было какое-то фокусничество. Дракула касался невидимых свечей с такой точностью, что мне стало казаться, будто он создает их на пустом месте — мало того, их желто-синие огоньки не освещают скрытое в темноте, а, словно крохотные проекторы, рисуют его сами.

Я вспомнил про свет сознания, оживляющий анимограммы. Теоретически его источником в этом опыте был я, а все остальное являлось просто моими тенями. Но граф Дракула был необычным вампиром. Неясно было даже, покойник он или нет. Я не мог с уверенностью сказать, кто здесь анимограмма, а кто ныряльщик. Следовало быть начеку.

В зале стало почти светло — теперь я видел глубокие кожаные кресла, камин, два массивных письменных стола, ковры на полу, диваны и книжные шкафы вдоль стен. Это была обстановка английского manor house. Собранные здесь вещи были разделены такими объемами пространства, что зал казался почти пустым. И — по этой самой причине — невероятно роскошным: ведь о преуспеянии в наши дни свидетельствуют не столько собранные в человеческом жилище материальные объекты, сколько расстояния между ними. Даже в обычных бетонных сотах пустое место стоит куда дороже того, чем его заполняют, включая людей…

Но волнение не дало мне додумать эту мысль — граф подошел совсем близко. Вблизи он выглядел очень юным — у него еще не росли усы. Его тело казалось вылепленным из синей глины.

Оказавшись возле нас, он остановился и разжал руку, в которой держал посох. Вместо того, чтобы упасть на пол, посох сложился в воздухе и превратился в язычок голубого огня, который ярко сверкнул перед его ладонью и исчез.

Дракула опустил руку и сказал:

— Здравствуйте, господа. Меня вы, вероятно, знаете, раз пожелали увидеть. А как ваши имена?

— Рама Второй, — ответил я.

— Гера Восьмая, — сказала Гера.

Коротко глянув на меня, Дракула уставился на Геру.

— Вы, кажется, не просто Гера Восьмая…

— Я отвечаю за то, что ее путешествие будет безопасным, — торопливо вмешался я. — Мы осмелились навязаться к вам в гости, зная о вашем гостеприимстве и великодушии…

— Вы — Кавалер Ночи? — спросил он.

— Да, ваше сиятельство.

Мне показалось, что в его глазах мелькнуло понимание и грусть. Он улыбнулся.