Джерри Стал - Вечная полночь

В отчаянии Сандра вызвала своего психиатра, давно ей рекомендовавшего от меня отделаться. Трубка лежала на подлокотнике дивана, пока она вела переговоры о моем уходе. Даже с парадного крыльца я слышал, как психиатр наговаривает ей отдающие металлическим привкусом слова ободрения. Почему-то из-за неприятностей она заговорила еще более зловещим голосом. Вначале телефона я не видел. Будто приказы поступают из головы Сандры. «Не разговаривайте с ним. Понимаете? Вам с ним нечего обсуждать…»

Преодолев на запинающихся ногах полпути в сорок три шага от двери до подъездной дорожки и ободравшись до крови, пытаясь держаться за колючие бугенвиллии, я, плюнув на все, решил ползти. Последний рывок я проделал на заднице, двигаясь назад в крабовой манере, прямо перед соседями, с увлечением наблюдающими мой спектакль. Когда я сел на пятую точку, встать мне стоило тяжких усилий, но, разумеется, чтобы вести машину, вставать не требуется. Это делается из положения сидя. Раньше мне и в голову не приходило, насколько это ловко придумано. Если бы люди водили машину стоя, как, к примеру, молочники, возможно, дорожные аварии случались бы в миллион раз реже.

Человеческий дух восторжествовал, отчего у меня Т-клетки до сих пор отмирают со страху, и я сумел направить свое авто в сторону Голливудской автострады и погнать на север, в Долину, где стоял дом Матильды. На секунду я поднял голову из-за руля и задержал взгляд ровно настолько, чтобы успеть заметить, как стремительно приближается логотип Shell Oil на грузовике, уже настолько рядом, что я мог рассмотреть неровности на его желтой краске. К счастью, у меня онемела только левая нога, и я резко ударил по тормозам.

Матильда, чья двухкомнатная квартира в небольшом доме была оплачена моим пристрастием, мне, мягко говоря, не обрадовалась. Я даже не рассчитывал на столь невосторженный прием. И, значит, догадываясь, что мое состояние ее несколько обескуражит, я заехал в 7-Eleven и купил ей кекс. Как все классические джанки, Матильда была сластеной. Она питалась одним сахаром, и все равно весила меньше бумажного самолетика. Больше всего она обожала огромные двойные шоколадные кексы из 7-Eleven.

Я совсем забыл об обоссаных штанах, и что до сих пор хожу, будто в меня молния попала. Умея в любой момент отключаться от реальной действительности, я продефелировал в круглосуточный магазин, словно я ничем не отличаюсь от остальных посетителей в этот воскресный вечер. Толпа перед прилавком расступилась.

И не только сердитая парочка латиносов и троица молодых работяг из Долины в гавайских рубашках, но даже все на свете перевидавший сикх за кассой наморщили нос. А я посмотрел через плечо — выяснить, на кого это он уставился.

— Вы — ВОН!

— Кто, я?

Я чуть не позвонил адвокату. Что это во мне им не понравилось?

— Не маши на меня тюрбаном, чувак, возьму кекс и уйду…

— Вон отсюда… БЫСТРО!

Когда он потянулся за бейсбольной битой, в ней уже потребности не было. Коротышка-испанец высвободился из рук жены и подтолкнул меня к выходу. Три гавайских рубашки тоже изнывали от желания впрячься в базар.

— Мне бы только кекс, — повторял я, шатаясь посреди этой толпы линчевателей, обогнув холодильник с мороженым, миновав полку с кукурузными чипсами и норовя запустить лапы в подарок для Матильды.

Индиец крикнул что-то, прозвучавшее как «Хе-еп!», хотя я могу ошибаться. «Хе-еп!», потом что-то большое рассекло воздух и просвистело прямо у моего уха.

— БЛЯ!

Первого удара в плечо я не почувствовал. Сикх осторожничал, стараясь держаться золотой середины между легким тычком и ударом со всего размаху.

От второго я чуть не отправился на пол. Отбивающий из Луисвилля поймал меня за локоть и направил мои неустойчивые стопы к журнальной стойке. Я еще не потерял решимости сделать покупку, но вмешалась судьба в виде «красношеего» из Сан-Фернандо.

— Мужик, — произнес наиболее близкий ко мне парень из Долины. — Господи, мужик, ступай домой, проспись.

Мальчик обернулся, увидел, что злобный сикх звонит по телефону, отвернувшись в другую сторону, и сунул кекс — тот самый двойной, на который я нацелился — мне в свободную руку. Потом проводил меня к выходу.

— Он вызывает мусоров, мужик. Уходи!

Я вслепую добрался до дома Матильды. Через три квартала мой локоть распух до размеров теннисного мяча. Наверное, я снова обоссался. Помню, что плакал, но никакого горя не испытывал. Не испытывал ничего, кроме всепоглощающей потребности подлечиться. Ночь превратилась в хаос, забрызганный грязью хаос, сквозь который упрямым ярким бриллиантом сияла моя жажда.

Доказательством моего полного разрыва с реальностью служит убежденность, когда я подкатил к дверям барыш, что я сумею натянуть на лицо улыбку, отпустить пару шуточек, очаровать ее и нарыть себе пару граммов отравы. Вот как я одурел.

Представляя собой на тот момент не более чем дерганный, пропитанный мочой кусок мяса, новоявленный бомж и почти банкрот, я продолжал пребывать в уверенности, что способен гнуть свою линию. Сжимая в руке полураздавленный кекс, знак моих добрых намерений, со всей надеждой, какая есть на свете, я постучал в дверь. Ничего. Я постучал опять. Подождал. И еще постучал.

Наконец, услышав знакомый скрип отодвигаемого глазка — я обожал этот скрип, я бы на нем женился — я облегченно вздохнул. Прошла секунда, пока она возилась с верхним замком. Еще одна, пока отодвигала щеколду. Затем дверь приоткрылась. Она улыбнется. Пригласит меня войти. Угостит меня щепоткой задвинуться и подлечиться на месте. Мы мило поболтаем. Она…

— ГОСПОДИ, БОЖЕ МОЙ! В КАКУЮ ХУЙНЮ ТЫ ВЛЯПАЛСЯ?

— Матильда? — услышал я, как пропищал мой голос из иного измерения.

— В КАКУЮ ХУЙНЮ ТЫ ВЛЯПАЛСЯ?

— Я-тебе-кекс-принес, — отбарабанил я отрепетированную в моей дурной башке фразу.

— От тебя пиздец как воняет! — объявила завернутая в купальный халат фигура из теней. — Обосрался, что ли?

Она явно не намеревалась открывать дверь до конца.

— Я-тебе-кекс-…

— Господи! — Фигура исчезла и через несколько мгновений вернулась. «НА!» — произнес резкий глубокий голос. Под герой Матильда разговаривала как Орсон Уэллс. Одна недовольная махровая рука высунулась в ночь. «Держи… Вали, у меня народ».

— Матильда, я…

— С тобой хуйня происходит, Джерри.

— Матильда… — я даже не увидел ее лица.

— Джерри! — дверь почти закрылась, осталась узенькая щелочка. — Нечего приходить сюда и помирать, ладно? Эта фигня не прокатит. Извини.

Дверь захлопнулась у меня перед носом. На сей раз навсегда. Второй раз за сегодняшний день. Но мне плевать. Я был на все сто уверен, что с выданной мне порцией я поправлюсь. Я приду в норму.