Хантер Томпсон - Страх и отвращение в Лас-Вегасе

При желании можно. Но тогда к чему все это бухло? И кричащие порнографические фотки, вырванные с мясом из таких бульварных журнальчиков, как «Шлюхи Швеции» и «Оргии в Касбе», приклеенные к разбитому стеклу горчицей, высохшей до состояния толстой желтой корки… и все эти признаки насилия, странные красные и голубые лампочки, мелкие кусочки битого стекла, отбитая штукатурка.

Нет, это нельзя списать на бесчинство нормального, богобоязненного джанки. Это было слишком дико, слишком агрессивно. Эта комната свидетельствовала о чрезмерном потреблении почти всех наркотиков, известных человеку с 1544 года нашей эры. Единственным объяснением такото состояния могло быть следующее: это монтаж — со всей тщательностью собранная коллекция в несколько раз увеличенных медицинских учебных экспонатов, показывающая, что может случиться, если двадцать два серьезных наркоотморозка — подсевших на разные наркотики — будут заперты в одной комнате на пять дней и ночей и брошены на произвол судьбы.

Разумеется. Но, конечно, этого никогда не случалось в реальной жизни, господа. Мы просто собрали эти штуки с демонстрационными целями…

Неожиданно зазвонил телефон, вырвав меня из ступора моей фантазии. Я посмотрел на него. Дззззиииииннннь… Господи, что сейчас? Неужели началось? Я уже почти слышал визгливый голос менеджера, мистера Хима, сообщающего, что полиция направляется в мой номер, и могу ли я любезно согласиться не стрелять через дверь, когда они начнут ее выламывать.

Дззииииннннь… Нет, первыми они звонить не будут. Если уж они решили меня взять, то, вероятно, устроят засаду в лифте: сначала «Мэйс», потом повалят на пол и защелкнут за спиной наручники. Без всякого предупреждения.

Так что я взял трубку. Звонил из «Цирк-Цирка» мой друг Брюс Иннес. Он нашел мужика, продававшего обезьяну, о которой я наводил справки. Цена — 750 долларов.

— Ну и с каким амфетаминщиком мы имеем дело? Он что, закинулся зеленым? — спросил я. — Прошлой ночью было четыре сотни.

— Он утверждает, что она оказалась ручной, — сказал Брюс. — Прошлой ночью он оставил ее спать в трейлере, и эта тварь в натуре посрала на слив в душе.

— Это ничего не значит, — заметил я. — Обезьян тянет к воде. В следующий раз она посрет в раковину умывальника.

— Может, ты придешь сюда и поторгуешься с этим парнем, — предложил Брюс. — Он здесь со мной в баре. Я сказал ему, что ты действительно хочешь обезьяну и прекрасно о ней позаботишься. Думаю, с ним можно сговориться. Он по-настоящему привязался к этой вонючей скотине. Она сейчас с нами в баре, сидит у стойки на чертовом табурете и пускает слюни в пивную кружку.

— О'кей, — сказал я. — Буду через десять минут. Не позволяй этому ублюдку напиваться. Я хочу встретиться с ним на трезвую голову.

Когда я добрался до «Цирк-Цирка», из главного входа к машине скорой помощи выносили какого-то старика.

— Что случилось? — спросил я служащего, загонявшего на стоянку автомобили.

— Точно не знаю, — ответил он. — Но кто-то сказал мне, что его хватил удар. Однако я заметил рваную рану у него на затылке, — парень сел в «Кадиллак» и протянул мне талон.

— Хотите, я заначу для вас выпивку? — спросил он, поднимая большой стакан текилы на переднем сиденье. — Я могу поставить его в холодильник, если хотите.

Я кивнул. Эти люди хорошо освоили мои привычки. Я уже так часто оказывался внутри и снаружи этого заведения с Брюсом и другими музыкантами его ансамбля, что служащие, отгонявшие машины, знали меня по имени, — а ведь я никогда им не представлялся, и никто даже об этом не спрашивал. Я просто принял это как часть происходившей здесь игры; они наверняка обшарили бардачок и нашли записную книжку с моим именем на обложке.

А настоящая причина такой осведомленности, до которой я тогда так и не додумался, заключалась в том, что я все еще носил свой АйДи — значок Конференции окружных прокуроров. Он висел у нагрудного кармана моей разноцветной охотничьей куртки, но я уже давно о нем позабыл. Несомненно, они принимали меня за супер-странного тайного агента… а может, и нет; может, они просто ублажали меня, потому что врубились, что только сумасшедший будет корчить из себя легавого, раскатывая по Вегасу в белом «Кадиллаке» с откидным верхом и стаканом текилы в руке. Тянет на крутого и, наверное, даже опасного. А в месте, где ни один амбициозный человек не является тем, кто он есть на самом деле, нет особого риска в том, чтобы выступить как отъявленный фрик. Окружающие будут многозначительно и с пониманием кивать друг другу и бормотать об этих «проклятых деклассированных понтярщиках».

Обратная сторона монеты — синдром «Черт возьми! А это кто?». Он присущ швейцарам и дежурным по этажу, которые допускают, что любой, кто кажется ненормальным, но все еще щедро дает на чай, должно быть, важная птица, — а это означает, что ему надо потакать или, по крайней мере, обращаться с ним вежливо.

Но вся эта байда по барабану, когда у тебя башка забита мескалином. Ты просто двигаешься инстинктивно, делая все, что кажется тебе правильным, и обычно так оно и оказывается. В Вегасе полно прирожденных фриков — людей, рехнувшихся всерьез и надолго, и наркотики на самом деле не такая уж и проблема, если не брать в расчет легавых и героиновый синдикат. Психоделики почти неуместны в городе, в котором ты можешь вломиться в казино в любое время дня или ночи и наблюдать распятие гориллы — на пламенеющем неоновом кресте, внезапно превращающемся в цевочное колесо, вращающее зверя немыслимыми кругами над толпами обезумевших игроков.

Я нашел Брюса в баре, но обезьяны не было видно.

— Где она? — потребовал я. — Я готов выписать чек. Хочу вернуться с этим ублюдком домой на самолете. Я уже забронировал два места первого класса — Р. Дьюк и сын.

— Возьмешь ее на самолет?

— Да, черт побери, — сказал я. — Думаешь, они что-нибудь скажут? Обратят внимание на физические недостатки моего сына?

Брюс пожал плечами.

— Забудь об этом, — сказал он. — Они только что ее забрали. Она напала на старика прямо здесь в баре. Этот урод прицепился к бармену: «Почему они позволяют расхаживать в этом месте босиком», — а потом покатил бочку на истерически хохотавшую обезьяну — в общем, старик швырнул в нее пиво, и она обезумела, сорвавшись с места, как черт из табакерки, вцепилась ему в голову, располосовав затылок… бармену пришлось вызвать скорую помощь, а затем появились легавые и забрали обезьяну.

— Твою мать… А какой залог? Я хочу эту обезьяну.

— Возьми себя в руки. Тебе лучше держаться от тюряги подальше. Они только этого и ждут, чтобы тебя упечь. Забудь об этой обезьяне. Она тебе не нужна.

Я немного поразмышлял, и решил, что он, наверное, прав. Бессмысленно похерить все ради какой-то буйной обезьяны, которую я даже в глаза-то никогда не видел. Насколько я понял, она сразу вцепится мне в голову, если я попытаюсь выкупить ее под залог. После шока от пребывания за стойкой бара ей потребуется некоторое время, чтобы окончательно успокоиться, а я не мог позволить себе ждать.