Джонни Псих - Красавица Леночка: обаяние Зла

Правда, чуть позже, немного успокоившись, Джонни уже утешал себя мыслью о более интеллектуальном, гуманном и справедливом возмездии, которое он собирался воплотить в жизнь по возвращении в Москву. Эх, только бы дожить, — подумал он. И, чтобы даже не смотреть в сторону гадины, он смачно зевнул и повернулся на правый бок, задом к ней. Гадина, однако, зачем-то решила устроить продолжение шоу. И принялась обвинять Джонни в громком зевании, из-за которого она, видите ли, никак не может уснуть. А Джонни, который всего минутами ранее думал о расправе над ней, ловил себя на мысли, как он оправдывается перед этой дрянью, словно школьник. Впрочем, даже это ему не помогало: чем больше он извинялся, тем больше Леночка говорила ему про его эгоизм и неспособность считаться с интересами других людей. Можно подумать, ты очень считаешься с другими людьми, — думал Джонни. Но в то же время он чувствовал себя не в состоянии найти нужные слова, чтобы выиграть словесную перепалку с Леночкой или хотя бы выглядеть достойно в разговоре с ней. И вдруг, не зная, что ещё сказать, Джонни спросил прямо: а ты сама разве никогда не зеваешь? Так, чтобы люди это слышали, замечали?

Леночкин ответ просто ошарашил его. Она сказала: конечно. Но если ты слышишь, то сделай мне замечание. Джонни ответил: так меня не напрягает, если ты зеваешь. Тогда Леночка продолжила сердитым тоном: Мне всё равно, напрягает это тебя, или нет. Я тебе говорю сделать это не для себя, а ради меня.

Джонни снова почувствовал себя полным идиотом. Естественно, было глупо просить Леночку сделать хоть что-то ради него, если бы ей самой это не было нужно. Но тогда получалось, всё, что делалось или не делалось, должно было совершаться (или не совершаться) в её интересах. А он опять был в глубокой жопе! Не сообразив сразу, как иметь дело с таким махровым проявлением нарциссизма, Джонни просто уснул.

Новый день принёс новые неприятности. Перед завтраком и во время него Леночка была мрачнее тучи. На любые попытки Джонни инициировать разговор отвечала мрачно, враждебно и односложно, в результате чего Джонни даже перестал пытаться наладить содержательное общение. Но самый драматический сюрприз поджидал Джонни, когда он вернулся после завтрака в номер (как обычно, Джонни предавался единственной радости в этой поездке — обжорству — длительное время после ухода Леночки из ресторана). Леночка рыдала, уткнувшись лицом в подушку. У Джонни сразу возникло странное впечатление. То был не плач живой, человеческой женщины. Скорее, Леночка скулила, словно контуженая сука. Когда Джонни попытался осторожно поинтересоваться у неё, что случилось, Леночка сделала жест рукой, будто отмахиваясь от него, и негромко произнесла: отстань. Её голос был в те мгновения даже не злым, а скорее жалким, как бы она ни пыталась это скрыть.

Однако Джонни в те минуты не было жалко Леночку, он не чувствовал сострадания. Скорее, он испытывал злорадство, что Леночку её любовник послал на х**, пусть и временно (у Джонни не было ни малейших сомнений относительно возможной причины Леночкиных страданий). У Джонни даже была идея, услышав её короткую реплику, указать ей, что он не собирается к ней приставать, а лишь хотел поинтересоваться причиной её печали. Впрочем, тут же он решил всё же не нагнетать обстановку.

Джонни попытался задаться вопросом, почему он не сочувствует Леночке. Однако вместо ответа на этот вопрос в его мозгу всплывали воспоминания о том, как в далёком детстве в разных детских учреждениях над ним издевались разные придурки, которые были сильнее его физически и которых он боялся. А он не мог себя защитить, и лишь безудержно плакал. Его мучители же глумливо приговаривали: «ничего, побольше поплачешь — поменьше поссышь». Теперь же Джонни поймал себя на мысли о том, что сам он сейчас подобным образом воспринимает страдания Леночки. И он не стыдился этого. В самом деле, тогда, в далёком детстве, будучи маленьким и беззащитным, он ничего плохого не делал придуркам, которые над ним издевались. Сейчас же эта сучка получила по заслугам, даже мало, учитывая, как сама она поступала с другими людьми.

Однако, несмотря на такие злорадные мысли, желания сидеть и наслаждаться, наблюдая Леночкины страдания, у Джонни также не было. Видимо, во мне недостаточно садизма, — заключил он. Поэтому он лишь вежливо поинтересовался у Леночки: ты не пойдёшь сегодня обедать? И когда она предсказуемо ответила: «нет, иди один», Джонни опять направился в ресторан.

По дороге его стала одолевать неприятная мысль, от которой он никак не мог отделаться. Из прочитанного за последнее время в интернете о психопатах Джонни знал об их неспособности любить, быть преданными. Они меняли партнёров, как перчатки. А тут получалось, что психопатка Леночка уже два с лишним года у него на глазах сохнет по одному и тому же мужику. И, что для Джонни было особенно неприятно, тот её любовник нужен был ей именно как мужик, как мужчина. Сам же Джонни был ей нужен (если здесь вообще уместно говорить о нужности) даже не как «друг» (позорный статус, которого так боятся парни, знакомящиеся с девушками), но как жертва, как лох, как овца, которую можно безнаказанно регулярно обдирать, пользуясь его доверчивостью, добротой и преданностью.

В результате таких мыслей, когда Джонни пришёл в ресторан, ему было трудно есть. Более того, ему было даже трудно дышать. Обида и жажда мести душили его. В горле стоял ком. Джонни пришёл в ресторан предаться едва ли не единственной оставшейся в его жизни радости — пожрать (там у него не было интернета, соответственно он был лишён иных утех, как плотских, так и более возвышенных), однако еда не лезла в глотку. С ощущением кома в горле у него появился панический страх попадания пищи в верхние дыхательные пути. В результате, вместо того чтобы поесть с аппетитом, Джонни лишь навязчиво прокручивал в своём мозгу: я тебя накажу, сука. Тебе твои нынешние страдания по поводу твоего любовника тогда покажутся просто праздником!

Так Джонни отчаянно рефлексировал ещё какое-то время, будучи не в состоянии нормально поесть, как неожиданно у него зародилась мысль, принесшая ему значительное облегчение. Он подумал: а чем, собственно, я недоволен? Что она хочет и даже активно стремится заниматься сексом со своим любовником, а он, Джонни, вызывает у неё отвращение? Так любовник этот для неё — не человек, а просто залупа, вроде искусственного фаллоса из магазина интимных товаров. Конечно же, её любовник работает не только залупой, но ещё ковыряет пальцем и лижет языком. Но существа вопроса это не меняет. А поскольку Леночке сам процесс очень нравится с этим конкретным субъектом (очевидно, этот тип особенно ловко тычет, лижет и ковыряет!), она называет это «любовью» к нему. Поскольку никакую другую любовь она испытать в принципе не способна в силу своей чудовищной психопатологии. И чему здесь завидовать?! Удовольствие? Так тут всё в его руках, и если он сам может сделать себе не менее приятно, зачем унижаться перед какой-то сукой? Которая непременно будет чем-нибудь недовольна, будет на него ругаться из-за этого и т. д. Конечно, изначально половой контакт предназначен для продолжения рода. Но пытаться продолжать род с Леночкой или ей подобной — в любом случае преступление против человечества! Так чем же он тогда недоволен? У него просто другие задачи. Он ведь по жизни не писюн, а мозг. И ему стоит вести себя соответственно.