Дж. Т. Лерой - Сара

— У меня где-то завалялись пончики.

— Это твоя машина? — спросил я с пола.

— Ты че? — произнесла она нараспев, выволакивая откуда-то розово-белую коробку. — Сколько, ты думаешь, мне лет?

Я пожал плечами.

— Это тачка моей мамаши. — Она с хрустом распечатала пачку. — Самообслуживание.

Я взял пончик с шоколадной крошкой. Она выбрала глазированный с кремом.

— Так, сколько, думаешь, мне лет? Угадай.

Ростом моя новая знакомая была повыше меня, хотя и ненамного, даже на каблуках, зато красилась и одевалась, как взрослая. Я потряс головой и смахнул крошки со рта.

— Двенадцать, почти тринадцать. Кто мне даст водить машину, дурачина, — пробубнила она с набитым ртом.

— А мне десять, — соврал я.

— С виду не скажешь. — Она впихнула в рот пончик почти целиком, измазав кремом нос. Я деликатно промолчал.

— Где же твоя мама? — перевел я разговор.

Она фыркнула.

— «Моя мама»… Сказал тоже… Перепихивается, чтобы ты знал, цыпа.

— Что?

— Трахом занимается. Понятно? Она шлюха и сейчас на работе.

Я кивнул, хотя понял не совсем. Главное, что успокаивало — ее мама сейчас не вернется и не положит конец нашей интересной компании.

Она облизала пальцы.

— Я живу сама по себе, да еще и ящерицы за мной присматривают.

— Ящерицы? Моя мама тоже про них говорила.

— Да ну? И что именно?

— Что Кенни вешается на каждую встречную ящерицу.

— Тогда понятно. Значит, тоже трудится где-нибудь на этой стоянке. — Милкшейк проглотила остатки пончика. — Но я так не работаю, я не стояночница. — Она еще раз укусила пончик. — Ау твоего папаши нет никаких знаков на машине.

— Что еще за знаки?

— Знаки для ящериц, простофиля.

— Какие?

— Ты что — не знаешь, кто такие ящерицы? — искренне удивилась она. Из раскрытого рта посыпались крошки.

Я отрицательно потряс головой.

— Ладно, — проглотила она. — Ящерица — это проститутка. Секс за деньги. Усек?

Я кивнул.

— И если ты работаешь на стоянке, то ты — ящерица стояночная. Ясно?

— Угу, — пробубнил я и полез за кремовым пончиком, который так аппетитно ела она.

— Смотри. — Вскочив, она порылась за сиденьем и выудила фонарик.

— Вот. — Девочка посветила на кузов соседнего грузовика. Я посмотрел в ту сторону, прильнув к ее плечу. От нее пахло какими-то духами, но настолько резко, что я ощутил легкую дурноту. Луч фонаря заплясал на дверце грузовика, выхватив из темноты рисунок. Там была ящерица из мультфильма, в пестрых одеждах, перечеркнутая яркой полосой. — Видал? Это значит, ему ящерицы не нужны. — Она выключила фонарик. Я отодвинулся на свое место.

Кенни не обзавелся такими наклейками.

— Я ж тебе говорю, — кивнула она.

— Значит, твоя мама — ящерица?

— Так же, как и я, — произнесла она, отворачиваясь от окна. — Холодно, однако. Тебе повезло, что мы встретились.

Мы спали на задних сиденьях, в кузове трейлера. Я проснулся первым. Голова Милкшейк покоилась между моих ног, а ноги она, подогнув, уложила на подставленный стул. Я не шелохнулся, боясь разбудить ее, хотя было чертовски неудобно.

Проснувшись, она тут же вскочила и села. Я сонно заворочался, прикидываясь, будто только просыпаюсь.

— Черт, жаль у нас в трейлере нет туалета, — пробормотала Милкшейк. Натянув ботинки вместо туфель, она накинула какой-то пиджачишко. — За мной.

Она пошла за трейлер. В небе прорезались светлые голубые полосы и горы в отдалении смотрелись точно розоватые верблюжьи горбы.

— Твоя очередь, — она запрыгнула на сиденье и вручила мне рулон туалетной бумаги. — Завтракать будешь? — спросила она, открывая маленькое зеркальце. — Вот дерьмо, и так каждое утро. — Плюнув на палец, она стала вытирать черные круги под глазами.

— Я не обзавелся… У меня нет денег, — пробормотал я.

— А я что — слепая? Откуда они у тебя возьмутся, в этой одежде, разве что спрятал где-нибудь в заднице.

Я почувствовал, что краснею, и отвел глаза в сторону.

— Сейчас достанем тебе что-нибудь из одежды. — Повозившись в кузове трейлера, она стала расстегивать молнии на дорожных сумках.

— Вот тебе… — В меня полетели джинсы и блейзер. — Накинь на свою пижаму… — Следом она выбросила еще несколько шмоток. — Вот еще…

Мне были переданы кроссовки и две пары носков.

— Приложи к ноге, они тебе будут впору. А носки надевай одни на другие — так теплее. — Когда я справился с этим заданием, она заявила: — Ну, вылитый ковбой!

Из машины мы направились прямиком к ресторанчику «24 часа» — единственному заведению, открытому в это время. Вывеска над входом гласила «Дальнобойщики», и внизу была приделана стрелка-указатель, отводившая в зал с надписью «Остальные». Естественно, мы направились по стрелке.

На завтрак у нас были яйца, стейк, жареная картошка, кофе и горячий шоколад. Милкшейк то и дело комментировала проходивших мимо водителей. Так я узнал, у кого нет зубов, а кто плачет во время оргазма, как ребенок.

— Я тут со многими нянькаюсь, — сообщила она. — Большинство ведут себя как сопливые девчонки. А если я говорю им, что я — черри-бомба, ну то есть девственница…

— Как Мария, — прибавил я.

— Ну да, — рассмеялась она, — типа того. Тогда они круто отстегивают.

— Тогда почему ты не обзаведешься домом или своей машиной?

— Еще кофе, детки? — Толстая официантка улыбнулась нам и наполнила чашку Милкшейк.

— Спасибо, Цилла. Мамаша все деньги спускает, — сказала она, заглядывая в чашку кофе с молоком. — Сама виновата. Я ей доверяю, а потом все деньги накрываются. — Она подула на кофе. Мы вместе посмотрели, как расходится рябь по светло-коричневой жидкости. — Но если я ее брошу, она умрет.

— Понимаю. — Не сговариваясь, мы посмотрели за стекло витрины на проходивших в свой зал дальнобойщиков.

После завтрака мы стучали в грузовик Кенни, но никто не откликнулся. Тогда мы пошли в трейлер и там смотрели переносной телевизор на батарейках. Я хотел мультиков, но постеснялся сказать об этом, и мы смотрели игровые шоу и подростковые любовные сериалы — короче, ту муть, которую обычно смотрят девочки. Я хотел посмотреть мультики, которых не видел ни разу с тех пор, как попал к дедушке с бабушкой, но постеснялся спросить. Как-то мне довелось стоять с брошюрками у магазина, где продавались телевизоры, — вот где я испытал великое искушение. Там как раз шел мультсериал про синего гномика Смёрфа. Я прокрался в магазин и пристроился в уголке. Два дня спустя, боясь понести наказание в аду, я покаялся в этом деду. Потом неделю не мог сидеть, но душа моя была чиста, и грех — отпущен.

Потом еще поели пончиков и отправились посмотреть, не приходила ли мама. Я шел с опаской, воображая, что делать, если они меня не дождутся.

— Мама, наверное, беспокоится, — сказал я Милкшейк.