Владимир Сорокин - Первый субботник

– Глубокий-то какой, – пробормотал Мокеев, выбираясь из-за стола и садясь на корточках над подполом. – Это ж когда вы его рыли?

– До войны еще. Трехметровый. Летом лед лежит и не тает. Лучше холодильника, – проговорил Иван Сергеич, тоже выходя из-за стола.

– Замечательный погреб, – покачал головой Мокеев.

– Замечательный? – вяло спросил Коврижин и вдруг ногой в спину толкнул Мокеева. – Пшшшел…

– Что! – выдохнул Мокеев и с грохотом упал на баки и бидоны, сильно стукнувшись головой о край невысокой бочки.

– Ну и как? – свесил голову вниз Коврижин.

Жена с интересом заглянула вниз через его плечо.

– Чего это вы… это… – бормотал Мокеев, сползая с бачков и морщась от боли. – Зачем… что так…

Коврижин захохотал. Жена тоже засмеялась.

– Больно же, чего смеетесь, – посмотрел на них Мокеев. – Дайте лестницу…

– Во! – глухо проговорил Иван Сергеич и над Мокеевым закачался увесистый кукиш.

– Как так…

– А вот так!

Коврижины положили доски на место и сели за стол.

Иван Сергеич выпил, захрустел огурцом. Жена отпила немного и стала хлебать щи.

– Что за шутки? Спустите лестницу, – слабо донеслось из подпола.

Коврижин засмеялся:

– Щас! Держи карман!

Жена, улыбаясь, хлебала щи.

– Спустите лестницу, сволочи… здесь мокро…

– Вот и хорошо, – серьезно проговорил Коврижин, наполняя стакан.

– Идиот… я голову разбил… открой…

– Бегу, бегу, – Коврижин выпил, крякнул, взял огурец.

– Гады… мудаки чертовы…

Коврижина оглянулась на подпол:

– Мудаки! Сам ты мудак, прости господи. Втюрился, так сиди, не гундось, пятух вахланогай…

Она взяла опустевшую тарелку мужа и пошла накладывать каши.

Шуршащие о борта лодки камыши кончились, впереди показался залив и узкая песчаная полоса.

Владимир вынул весло из расшатанной уключины, опустил в прозрачную воду и с силой оттолкнулся от мягкого дна.

Лодку качнуло и понесло к берегу. Вероника перестала смотреть в воду и повернула к нему свое молодое загорелое лицо.

Владимир посмотрел на ее мокрые спутанные, как у русалки, волосы и улыбнулся.

Глаза их встретились и разошлись.

Вероника отвела упавшую на щеку прядь и снова посмотрела на него.

– Русалка… – тихо проговорил Владимир и улыбнулся.

Лодка ткнулась в подмытый водой берег, заставив их вздрогнуть.

Оставшееся в уключине весло глухо лязгнуло.

Владимир встал и, неловко балансируя в закачавшейся лодке, спрыгнул в воду.

Вцепившись в лавку, Вероника смотрела на него.

Он подтянул лодку к берегу и протянул руку Веронике.

Ее узкая ладонь доверчиво оперлась на его пальцы.

Вероника прыгнула на берег и побежала вверх по песку, смеясь и оступаясь.

Владимир выбросил якорь, прижал его знакомым валуном и побежал за ней.

Спугнутые ими чайки поднялись с плеса и, громко крича, закружились над заливом.

Наверху Вероника остановилась, оглянулась. Теплый речной ветер спутал ее мокрые волосы.

Владимир подбежал к ней и осторожно взял ее маленькие руки в свои.

Она быстро высвободилась и, опустив голову, пошла по песку.

Владимир пошел рядом.

Одна из чаек повисла над ними, отчаянно махая крыльями и крича. Ветер подхватил песок, закружил и понес назад к заливу.

Вероника подняла высохшую створку раковины и легко сломала.

– Ну, как же теперь быть? – тихо спросил Владимир, вглядываясь в ее загорелое лицо.

Она вздохнула, бросая под ноги острые кусочки раковины:

– Не знаю…

Он забежал вперед и снова взял ее руки:

– Но я же не могу без тебя! Что же мне делать? А?

Вероника опустила голову:

– Что делать… мне кажется… нужно просто…

Он вздохнул, достал подмокшую пачку сигарет, закурил.

Чайки, успокоившись, снова опустились на розовый песок. Отсюда они казались маленькими белыми пятнами.

– Как тут хорошо… – огляделся Владимир.

– Да… – пробормотала Вероника, улыбнулась и вздрогнула.

– Что, холодно? – спросил он, беря ее за локоть.

– Нет, нет… – порывисто высвободилась она и пошла дальше, разгребая песок босыми ногами.

– Какая ты все-таки красивая, – пробормотал он, еле поспевая за ней. – Я тебя как увидел тогда, у Валерки, так вот… ну, не знаю… что-то произошло со мной.

Он покраснел и потупился.

Вероника молчала.

– А я… я тебе хоть понравился немного?

Вероника улыбнулась и кивнула.

– А что ты тогда подумала?

– Подумала… я подумала… что я сопливая…

– Как – сопливая?

– Сопливая пизда.

Владимир бросил сигарету и пошел рядом, покусывая губы.

Они пересекли дюну и оказались в сосновом бору.

Воздух потеплел и запах хвоей. Высокие прямые сосны чуть покачивались, шершавые стволы их поскрипывали. Ажурные голубые тени колебались под ногами.

– Ну, а к сестре ты так и не съездила? – спросил Владимир.

– Нет.

– Почему?

Она пожала худым плечиком, подошла к сосне и положила ладони на бугристую кору.

Владимир осторожно провел рукой по ее влажным спутанным волосам.

– Не надо… пожалуйста не надо… – тихо прошептала она, прижимаясь к сосне.

Он обнял ее, ткнулся лицом в пропахшие рекой волосы.

– Не надо… не надо…

Голос ее задрожал.

Он отстранился и вдруг быстро поцеловал ее в шею.

Вероника вздрогнула, села на песок и быстро проговорила, прищурив слегка раскосые глаза:

– Здесь охуительно пиздеть про блядей и ебарей… охуительно…

Владимир опустился рядом.

Теплый сухой песок был усеян отвалившейся корой.

Сосны тихо покачивались, ветер мягко шуршал в кронах. Между соснами просвечивало синее небо…

Владимир нажал кнопку звонка и успокаивающе улыбнулся Веронике:

– Не волнуйся. Все будет хорошо.

Она еле заметно кивнула и опустила свое загорелое лицо в букет из мокрых речных лилий.

Дверь медленно отворилась. На пороге стояла полная седая женщина с добродушным лицом и маленькими, живо блестящими глазками. Увидев Владимира и Веронику, она удивленно открыла рот:

– Господи…

Владимир, улыбаясь, шагнул к ней:

– Не пугайся, мама, это мы. Познакомься: это Вероника. Моя однокурсница.

Выражение удивленного испуга сменилось на лице полной женщины, уступив место добродушному оживленному облегчению:

– Господи… Володя… да что ж так… ой, я очень рада. Проходите!

Вероника вошла, неловко протянула лилии:

– Нина Ивановна, это вам.

Пухлые руки громко всплеснули:

– Ох, красота какая! Да где ж вы насобирали?

– На косе, мама, – ответил Владимир. – Там их столько, в глазах рябит…

Нина Ивановна осторожно приняла букет, восторженно качая головой:

– Чудо, чудо… Да проходите в большую комнату, что ж вы в коридоре… Вася! Иди сюда, посмотри какие лилии! Ведь это усраться сушеными хуями!