Владимир Сорокин - Первый субботник

– Егорыч, а что, кроме Коробки других деревень тут не было?

Егерь покачал головой:

– Как не было! Три деревни были. Две маленькие, как хутора, и одна домов на сорок.

– А сейчас что ж?

– Да поразъехались все, старики умерли. А молодежь в город тянет. Вот и стоят избы заколоченные. Преют.

– Далеко отсюда?

– Верст пять одна, а хутор подале.

– Да… Надо б сходить посмотреть.

– А чего. Пойдем как-нибудь. Посмотришь, как крапива сквозь окна растет!

Сергей покачал головой, поправил ружье:

– Плохо это.

– Еще бы. Чего ж хорошего. Тошно смотреть на дома-то на эти. Такие срубы ровные, еловые все. Впору вывезти, ей-богу…

– А что, разве и вывезти некому?

Егерь махнул рукой:

– Аааа… Никто возиться не хочет. Обленился народ…

– Ну это ты зря. Вон сегодня на лесопильне как ваши вкалывали.

– Да рази ж так вкалывают? – удивился Кузьма Егорыч.

– А что, по-твоему, плохо работали?

Егерь опять махнул рукой:

– Так не работают. Мы до войны разве так работали? Часы считали? Да мы из лесу не выходили, свое хозяйство, бывало, забросишь, жена покойная ругмя ругает – сенокос, а мы – то переучет, то шишки, то посадка! Косишь последним, когда уж все убралися да чай пьют.

Сергей, улыбаясь, посмотрел на него.

Егерь широко шагал, разводя перед собой узловатыми руками:

– А в войну? Если б раньше мужики узнали, что в пяти верстах десять срубов никому не годных стоят, да их на следующий день бы разобрали! А щас – гниют себе и все… тошно глядеть… – Он замолчал, поправил треух.

Ельник стал редеть, лучи солнца, пробившись сквозь хвою, упали на дорогу, заскользили по сероватым стволам.

– Щас повернем, и тут рядом совсем, – махнул рукой егерь.

Свернули, пошли по заросшей кустарником тропке. Впереди вдруг послышался шум, захлопали тяжелые крылья, и меж стволов замелькали разлетающиеся глухари.

Егерь остановился, провожая их глазами:

– Вот они. Выводок… не вывелися, значит…

Постояли, слушая удаляющихся птиц.

– Здоровые какие, – покачал головой Сергей.

– Да. К осени молодых от стариков и не отличишь… вон как загрохотали…

Кузьма Егорыч осторожно прошел вперед, поискал глазами и нагнулся:

– Погляди-ка, Сереж…

Сергей приблизился, сел на корточки.

Усыпанная хвоей земля пестрела глухариным пометом, то тут, то там виднелись гладкие лунки купалок.

– Живут все-таки… – улыбнулся Егорыч, взял на ладонь засохший червячок помета, помял и бросил. – Хоть бы эти-то не улетели…

Сергей понимающе кивнул.

За ельником лежал большой луг.

Трава была скошена, тройка одиноких дубов стояла посреди луга. Огромный стог сена виднелся в дальнем конце, прямо возле кромки. Егерь поскреб висок, оглянулся.

– Ну, вот и вышли. Теперь полверсты и просеки…

Сергей снял с лица прилипшую паутинку:

– Так это мы, значит, справа обошли?

– Ага.

– Быстро. А я хотел по просекам.

Егерь усмехнулся:

– Здесь короче.

Сергей покачал головой:

– Тебе в Сусанины надо идти, Егорыч!

– Да уж…

Пересекли луг, вошли в густой смешанный лес.

Кузьма Егорыч уверенно двигался впереди, хрустя валежником, отводя и придерживая упругие ветки орешин. Серый ватник его быстро облепила паутина, сухая веточка зацепилась за воротник.

– Егорыч, а тут, наверно, грибов много бывает? – проговорил Сергей в ватную спину егеря.

– Когда как.

– А этим летом как?

– Ничего. Марья три ведра принесла. Посолили.

Слева в окружении кустарника показался расщепленный молнией дуб. Расколотый вдоль ствол белел среди сумрачной зелени.

– Смотри, как его, – кивнул головой Сергей.

– Да. И вроде б не на отшибе стоял-то.

– А тот вон такой же. Чего ж в этот ударила…

– Богу, стало быть, видней.

Сергей рассмеялся.

– Чего смеешься? У нас вон в пятьдесят восьмом шли через поле с сенокоса четверо, все вилы да косы на плечах несли. А одна баба без ничего шла, горшок из-под каши несла. Гром и ударил в нее. А она без железа, да ростом пониже. Стало быть, за грехи с ней рассчитаться положил…

– Случайность, – пробормотал Сергей.

– Случайностей не бывает, – уверенно перебил его егерь.

Лес кончился, меж стволов показалась широкая, залитая солнцем просека.

Кузьма Егорыч повернулся к Сергею и поднял палец:

– Ну, теперь тихо. А то услышит, и пиши пропало.

– Как пойдем? – шепнул Сергей, снимая с плеча ружье.

– Воон там по кустам переберемся…

Егерь снял с плеча свою двустволку, взвел курки и, сунув приклад подмышку, опустив ствол вниз, пошел через просеку. Сергей двинулся чуть погодя. Просека была широкой. Массивные пни успели порасти кустами и папоротником, высокая трава стояла стеной по всей просеке. Егерь осторожно обходил пни, перешагивал через поваленные стволы. Сергей старался не отставать. На середине просеки из-под ног егеря поднялась тетерка и тяжело полетела. Кузьма Егорыч весело выругался, провожая ее глазами, и пошел дальше. Когда приблизились к кромке, он молча показал Сергею на высокую ель. Сергей кивнул, положил ружье на землю, снял рюкзак и стал развязывать его. Егерь стоял с ружьем наперевес, оглядываясь и прислушиваясь. Сергей достал из рюкзака веревку и маленький кассетный магнитофон. Привязав к веревке камень, он размахнулся и швырнул его в гущу веток. Камень перекинул веревку сразу через три толстые лапы и, вернувшись вниз, закачался возле головы Сергея, который быстро подхватил его, отвязал и принялся привязывать к веревке магнитофон. Закончив, он нажал клавишу и потянул свободный конец. Запевший хриплым голосом Высоцкого магнитофон стал быстро подниматься вверх. Чем выше он поднимался, раскачиваясь на натянувшейся веревке, тем громче разносился по притихшему осеннему лесу ритмичный звон гитары и проникновенно надрывающийся голос:

– А на кладбище все спокойненько, никого и нигде не видать, все культурненько, все пристойненько, исключительная благодать!

Магнитофон скрылся в густой хвое, помолчал и снова запел:

– Перррвача купил и сладкой косхалвы, пива рррижского и керррченскую сельдь, и поехал в Белые Столбы на бррратана да на психов посмотррреть…

Сергей торопливо прикрутил веревку к стволу ели, поднял ружье и опустился на корточки, сдвинув большим пальцем пластинку предохранителя.

– А вот у псиихов жииизнь, так бы жииил любооой, хочешь – спать ложииись, хочешь – песни пооой! – неслось из ели.

Егерь напряженно смотрел в глубь леса.

Магнитофон спел песню про психов и начал новую – про того парня, который не стрелял.

Егерь с Сергеем по-прежнему неподвижно ждали.

Над просекой пролетели две утки.

Лесное эхо гулко путало слова, возвращая их обратно.

Сергей опустился для удобства на колени.