Маргарита Шелехова - Последнее лето в национальном парке

— Я был вынужден оставить тебя. Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, еще несколько трупов, и я привыкну.

— Я тут перекинулся парой слов с местными врачами. Убийство произошло, видимо, поздно вечером.

— Говорят, убийца прятался в сарае, пока мы там с тобой были.

— Я в курсе событий. Сарай там соединяется лазом с курятником, и ему удалось выскользнуть через этот лаз. Сын Бордайтиса, Юозас, издали видел, как какой-то человек убегал со двора в лес.

Я не любила Бордайтисов. Старший из них был груб и заносчив, а младший, когда моя приятельница Галя жила у них в доме, не давал своей квартирантке прохода, и ей пришлось менять хозяев. Вдобавок, они разъезжали этим летом на серых «Жигулях». Моя подозрительность сейчас не имела границ, и мне пришло в голову, что в сарае могло никого и не быть, и история с таинственным незнакомцем могла быть просто выдумана.

— Забыла тебе сказать! Тут у Вацека фигурировал хорошо известный нам бомж, и вчера вечером бомж просил у меня прощения — дескать, толкнул нечаянно. Я видела ночью, как он уходил от Вацека в сторону Лайминого сарая — как раз перед твоим появлением у меня.

— Тогда не исключено, что в сарае был именно он, — сказал Андрей довольно рассеянно, и я поняла, что он думает о чем-то другом.

— Знаешь, мне что-то совсем страшно стало, и мы с теткой хотим уехать пораньше. Завтра я попробую обменять билеты.

— Сдай билеты, поедем все вместе на машине послезавтра, но только с раннего утра — тогда можно доехать без ночевки. А завтра будем собираться.

— Не получится, дядька не переносит автомобильных путешествий, его родственники как-то пробовали этот вариант.

— Тогда займемся завтра билетами.

— Попробуем, хотя я почти не надеюсь на железнодорожную кассу.

— Не волнуйся, — сказал он, — если касса не поможет, то билеты я все равно достану.

— Как? — спросила я его.

— Молча! — заявил он с обнадеживающей уверенностью. — Я пойду поем чего-нибудь, не хочешь со мной?

— Я не могу, меня до сих пор поташнивает.

— Да, тебе сегодня досталось, но ты была молодцом. Я быстренько, а ты постели пока, и ляжем спать сегодня пораньше.

Вернулся он, действительно, быстро, и мы попытались говорить о чем-нибудь постороннем, но мысли все время возвращались к страшному событию.

— Знаешь, когда бомж повинился, я ему поверила. Он не похож на убийцу.

— Как часто ты видела убийц в своей жизни?

— В теленовостях иногда. А ты?

— Я имел дело с патологическими типами, но, может быть, ты и права… Мальчика жаль, вот! Он все еще спит, я сейчас заходил туда.

Потом мы долго молчали, и мне показалось, что Андрей заснул. Люди, все же, крайне эгоистичны, и история с убийством уже уступила место моим собственным проблемам. Моя утренняя решимость куда-то испарилась, и неопределенность положения снова стала тяготить меня. Красивый жест с символическим сожжением старой жизни, похоже, был вызван минутным порывом, и особенно грустным представлялся мой приезд в Москву, когда я в первую же ночь снова останусь одна. Я впервые за много лет ощутила зябкий страх перед будущим одиночеством и содрогнулась.

— Что, не спится? — спросил сразу же Андрей, обняв меня.

— У тебя кто в Москве — мальчик или девочка? — спросила я и почувствовала, как сразу напряглось его тело.

— Девочка, в пятый класс перешла, — ответил он, и я прекратила расспросы.

Уже засыпая, я вдруг вспомнила, что минувший день был днем моего ангела, но белый ангел, должно быть, ужаснулся, покружившись над кровавым местом и предпочел остаться не узнанным. А может быть, я просто не увидела его своими деревянными глазами, а он заглядывал мне с плеча прямо в лицо, пытаясь сказать, что все зло этого мира только внутри нас, и это в наших душах горят костры, и смрад тяжелых чугунных помыслов застит голубое небо, и нужно начинать с малого — не топтать цветы под окнами, не харкать в подъездах, не крушить могильных памятников.

Я посмотрела на часы и поняла, что все-таки уже говорю с ангелом, но скоро мы расстанемся до следующего лета, и нужно спешить, потому что всему в этом мире есть срок.

— Я и так стараюсь не писать мимо унитаза и не красть чужих галош, — сказала я ему, — профессор Преображенский у нас в авторитетах ходит.

Ангел смотрел на меня и молчал, а я отчаянно старалась понять, о чем же он молчит, но обе стрелки на часах уже сливались в одну темную линию, и ангел взмахнул своими белыми крыльями, потому что темный знак уже отражался и ширился в моих глазах, и он взлетел, а мне не хватило только одного единственного мига (не думай о мгновеньях свысока!), чтобы с хрустом вывернуть нежные лапки и, искалечив ангела, навсегда привязать к себе. Мне так хотелось поговорить с ним подольше…

Утром мы поехали на вокзал и заняли очередь в железнодорожную кассу, потому что надежда обменять билеты все-таки существовала. Андрей отлучался пару раз позвонить по телефону, но связь с Москвой сегодня была плохой. Я получила вожделенные билеты, пока он делал третью попытку, и тут же на перроне столкнулась нос к носу с директором турбазы.

Мы поздоровались, и мне мгновенно пришло в голову, что убитая туристка была из Каунаса, что вполне соответствовало его прибалтийским предпочтениям. Его серые «Жигули» постоянно стояли в можжевельниках то там, то сям, и Жемина всегда комментировала нам маленькие увлечения директора. В моих глазах, видимо, отразилось что-то такое, что он остолбенел и удивленно смотрел мне вслед, пока я не завернула на привокзальную площадь.

— Да, тут манию преследования заработать — раз плюнуть, — подумала я.

— Скорее бы уехать! В Москву, в Москву, в Москву…

Завернув на площадь, я столкнулась с Андреем.

— Ну, что?

— Поменяла, уезжаем через три дня.

— Вот и славно. Я уеду в этот же день рано утром и встречу вас на вокзале. А до Москвы мне сегодня дозвониться не удалось. Попробую завтра.

Мы пообедали в маленькой шашлычной у автобусной станции. Шашлыки имели вид, вкус и запах пареной говядины, что было не удивительно при отсутствии у поваров черных усов и широких кепок — я никогда не видела этих шашлычных атрибутов на территории Национального Парка. В Москве экспансия шашлыков и пиццы уже шла полным ходом, но судьба пиццы на плохих российских дорогах была незавидной.

После обеда мы зашли в мое любимое место — магазинчик уцененных товаров, где всегда можно было натолкнуться на всякие занятные вещицы.

Вот и сейчас на прилавке виднелись маленькие скульптурки животных из теплого мрамора, и рублевые ярлыки на них свидетельствовали, что они безнадежно вышли из моды. Кроме этого, я купила на три рубля шесть мужских галстуков на резинках в комплекте с маленькими карманными платочками. Судя по их попугаечно-желтому цвету и полоскам люрекса, они были родными братьями тех галстуков, которые красовались на голых шейках Суслика и Татьяны. Моя последняя покупка крайне обеспокоила моего любимого.