Юрий Андрухович - Московиада

— Галя, я, кажется, болен, — говоришь каким-то дрожащим голосом, как задрипанный актер-трагик. — Если разрешишь, я приму у тебя горячую ванну. Можно от тебя позвонить? О, ты тут себе выпиваешь?..

С ней такое время от времени случается. Покупает бутылку-другую и потихоньку цедит. А ты и не обратил сначала внимания, что она уже хорошая. И выглядит не лучшим образом: синие круги под глазами, халат, наброшенный на ночную рубашку, постель до сих пор разобрана, в комнате бардак.

— Что-то случилось? — спрашиваешь ты и сбрасываешь на пол, как сказал поэт, отяжелевший, словно знамя, плащ [12] Неточная цитата из стихотворения Володимира Назаренко «Ти обважніла наче прапор…». .

— Ну, ты тоже сегодня не постился, — наконец слышишь ее голос.

Кстати, как никто другой, она умеет различать, пил ты что-нибудь или еще нет.

— Что правда, то правда, — отвечаешь уже из ванной, открывая кран горячей воды. — Знаешь, я почувствовал, что у меня поднимается температура, и немного выпил для профилактики…

Возвращаешься в комнату и среди всякого барахла находишь ее двухкассетник. Знакомыми тебе трусиками вытираешь с него пыль.

— Я забрал последний концерт Майка Олдфилда. Послушаем?

Она, конечно, ни гугу, хмуро держит в руках стакан с водкой, но начинается музыка — гитары, флейты, барабаны, клавесины, в ванну бежит вода, хоры ангелов зовут мореплавателей открывать новые экзотические земли, каравеллы пристают к влажным южным островам, ты набираешь телефон Кирилла.

— Отто! Прекрасно! Где ты пропадаешь, я долго должен тебя ждать? — выпаливает Кирилл вместо приветствия.

— Минут через двадцать я буду у тебя, — успокаиваешь его ты.

— Тут теперь почти все в сборе: Омелян Порфирович, Люба, Андрий… Ты всех задерживаешь, Отто! Мы же так никогда ничего путного не сделаем! Где ты сейчас?

— На одной автобусной остановке, старик…

— На какой остановке, где?

— Какое это имеет значение, Кирилл? Главное, что я скоро буду!

— О’кей, ладно. Мы ждем еще двадцать минут. Не больше.

— Даже меньше. Я буду раньше, чем через двадцать минут.

— О’кей, ждем.

В трубке короткие гудки. Так. Одно дело сделано. Садишься к столу, потому что Галя кивком показывает тебе на стакан.

— Выпей, — говорит она.

— Водка пьешь — свинья летаешь, — произносишь древнюю узбекскую мудрость.

Водка идет довольно неплохо. Теперь айне кляйне цигаретте — и хлобысь в ванну. И пошли они все. Тут тебя никто не найдет. Можно сидеть годами. Пока турки не отремонтируют дом. Пока не наступит новый серебряный век.

— Что нового, Галя?

— Я вчера вернулась из Средней Азии.

— И как успехи?

— Несколько молодых эф. Недавно вылупились. Где-то с полмесяца.

— И что ты будешь делать, когда ваша империя распадется? Куда поедешь за эфами? В Псковскую область?

— Ты уже сто раз меня об этом спрашивал, — кривится она.

— И сто раз не слышал от тебя ответа. Зачем ты пьешь?

— Такое настроение. Ничего не хочется. Наливай еще. Это не последняя бутылка.

— Как тебе Олдфилд?

— Я решила, что ты больше не должен сюда приходить. И вообще — я вычеркиваю тебя из своих списков. Купайся и вали.

— Обязательно. Кстати, мне все равно надо идти. Надо в «Детском мире» купить подарок для детей моих друзей. А дети моих друзей — это мои дети.

— Не смешно.

— Я знаю, Галюня.

Она закуривает, нетвердо поднимается из-за стола и, покачиваясь, добирается до окна. Курит и смотрит в окно. Под Майка Олдфилда.

— У тебя уже кто-то есть, Галя?

Маленькая глиняная ваза, знакомая тебе ваза с подоконника, без предупреждения летит в направлении твоей головы. Успеваешь уклониться, как способный боксер. С Галей это бывает. Хорошая была ваза.

— Ты пришел, чтобы поиздеваться?

— Что за глупые вопросы? Конечно! Я только тем и живу, что сосу из тебя кровь…

Зеленая разовая зажигалка пролетает рядом с твоим ухом. Майк Олдфилд забавляется тамбурином и кастаньетами. Следующим полетит, наверно, утюг. Надо быть осторожней в выражениях — не очень хочется получить им в висок.

— Последний раз, когда ты был здесь, ты вел себя со мной, как с проституткой… Получил свое — и свалил. Пропал на две недели…

— Я писал роман в стихах, Галя.

— Писал! Ты мог бы просто позвонить. Я же не держу тебя!..

Она таки слишком много выпила. И этот утюг стоит слишком близко к ней. А вода в ванне, кажется, уже набралась…

Так и есть! Полная ванна прекрасной щедрой горячей воды, которую ты так любишь. Из комнаты доносится ее голос:

— Живи себе как знаешь!.. Потом будешь на своей Украине рассказывать, как имел тут одну глупую кацапку…

— И не одну, Галя, не одну, — отвечаешь уже раздетый, залезая в ванну.

В комнате что-то обо что-то разбивается. Но это не утюг. Стараешься угадать, что именно. Черт побери, как стучит в висках. Лоб тянет градусов так на тридцать восемь. Даже с лихуем, как говорят твои знакомые российские писатели. Закрыть глаза и думать о великом. Жаль только, что не прихватил сюда стакан с водкой. Ибо наши предки — славные казаченьки — водкой любую болезнь изгоняли. Водкой и горячими ваннами. Но в походе не пили. За это били палками. А ты сегодня в походе и нажрался как паскуда. Палок ему, палок, сукину сыну!

Открываешь глаза. Вот по трубе ползет змея. Должно быть, хочет прыгнуть к тебе в ванну. Но как она сможет спрыгнуть? Для того чтобы прыгнуть, нужны какие-никакие ноги. А у змей ног нет, за исключением медянок. Она не прыгнуть хочет — нет, она упасть хочет к тебе в ванну. Сползет по трубе немного ниже — и кранты.

— Галя! — зовешь ты.

Как в пропасть.

— Галя, забери отсюда змею!

Пьяная, а все-таки откликнулась. Пришла и села на пол. Рукой болтает в воде.

— Какая змея, что ты несешь? — спрашивает так устало-устало.

— Вон, видишь, на трубе? Эфа! — тебе становится нестерпимо смешно, просто покатываешься от хохота. — Эфа! Молодая эфа! Вон она, сучара!.. — Тебя прямо колотит от смеха.

— Это изоляция, кретин, — говорит она так тихо-тихо и начинает тебя целовать.

Ее растрепанные волосы ложатся на воду. Она обцеловывает твою голову, только голову, так что ты перестаешь хохотать и начинаешь удивляться: разве можно так любить чью-то голову? Ну ладно там мышцы, бедра, грудную клетку, пах. Но голову? Что-то похожее уже было сегодня — горячая вода, поцелуи. Главное — лежать смирно и не двигаться, потому что, если сейчас она доберется до твоих плечей и груди, не избежать царапин и укусов. Есть в ней такая особенность. После свиданий с нею ты всегда ходишь помеченный следами ее страсти, как бедолага, выпущенный из камеры пыток. Ей просто необходимо встретить в этой жизни доброго и нежного мазохиста, без дурных привычек, материально обеспеченного, внимательного в быту. И она будет счастлива. Обязательно будет, ты веришь в это.