Дмитрий Калин - Книга россказней

– Спасибо, милок! – обрадовалась та неожиданной передышке.

Парень пробился через толпу и вышел на ближайшей остановке.

Зинаида уставилась в окно, забрызганное потеками грязи, которые, как ни пытался, не мог смыть плаксивый дождик.

Слетевший с понурого клена желтый лист врезался в окно и прилип к стеклу. Повисев мгновение, он сорвался с места и взлетел в небо, подгоняемый холодным ветром.

На дворе уже давно наступила глубокая осень. Полуобнаженные деревья сбрасывали с себя взятые напрокат одежки, расплачиваясь с землей монетками-листьями. Жадная ростовщица не брезговала ни червонцами рябин, ни золотом берез, ни долларами дубов, забирая все подряд. Барыши подсчитывал помощник-ветер, переваливая кучи банкнот с места на место и отбирая у должников недостачу.

– Троллейбус дальше не идет! – внезапно объявил водитель. – Впереди пробка.

Проклиная все на свете и матерясь про себя, граждане высыпали на улицу.

– Ну, если не везет, так не везет, – огорчилась Зинаида Алексеевна. – Опять пешком идти.

На транспорте ей нужно было проехать еще несколько остановок. Женщина решила сократить путь, пройдя сквозь строй унылых гаражей и по перекинутому через озеро длинному мостику. Когда она не особо торопилась, то любила прогуливаться над поверхностью воды, вглядываясь в ее глубину, слушать плеск и наблюдать за кружащими чайками. Но сейчас было не до красот. Зинаида Шадрина уже опоздала на работу. Хотя начальство, скорее всего, не заметит ее отсутствия и вряд ли отругает, но все равно – неудобно как-то. К тому же сегодня особенный день. Во Дворце спорта, где она работала уборщицей, должны начаться соревнования по бальным танцам. Хотя еще накануне она навела чистоту, но мало ли что… Нужно следить за порядком, выбрасывать мусор, который зрители кидают, где ни попадя, в перерывах протирать паркет. Но главное – Зинаида боялась пропустить открытие соревнований, выходы пар и первые танцы. Танцы, в которые она была безумно влюблена…

Женщина ворвалась в здание, шмыгнула в подсобку, через несколько минут вынырнула оттуда в синем халате со шваброй в руках и поковыляла в зал.

Открытия еще не было. Хотя этого можно было ожидать. По извечной российской традиции, почти ни одно мероприятие в стране не начинается вовремя. Задержки стали необходимым и неизменным атрибутом любого праздника, особенно тех, которые посещают вечно опаздывающие высокие чиновники. Спешишь, торопишься, несешься сломя голову, наконец, приходишь – и ждешь еще с полчаса, а то и целый час. С одной стороны, радуешься, что не опоздал, а с другой – терзает недовольство: и чего ради торопился?!

Пробравшись через гомонящую толпу зрителей и волнующихся участников соревнований в воздушных нарядах, Зинаида нашла местечко поудобнее. Оно оказалось занято обнимающейся парочкой.

Уборщица начала нарочито наводить у них под ногами чистоту, протирая пол шваброй. В конце концов, молодые люди не выдержали и предпочли искать более укромный уголок.

Зинаида еще немного для вида повозила тряпкой, а когда парень с девушкой скрылись, с видом победителя уселась на их место.

Зазвучала музыка, и на сцену выскочил ведущий Максим Петрович. С ним Зинаида водила знакомство. При встрече здоровались, иногда обсуждали бесконечный рост цен, маленькую зарплату и беспросветность жизни. В общем, ничего из рук вон выходящего – обычные рассуждения.

– Вырядился-то как, – проворчала Зинаида Алексеевна. – Костюм нацепил, бантик на шею… Франт, да и только. Давай уже, кончай болтать быстрее!

На край паркета потянулась змейка выступающих. Из их уст звучали пустые, ничего не значащие слова, выплетая очертания предстоящего праздника.

Зинаида ерзала по скамейке, потирая ладони рук и выковыривая из-под ногтей скопившееся нетерпение. Наконец, источники славословия иссякли, и паркет защекотали подолы нарядов.

Музыка снежинками закрутила разноцветную толпу, то сбивая ее в хлопья, то разметая в разные стороны. Невесомые платья дам на мгновенья взлетали, кокетливо касаясь чопорных самоуверенных фраков. Поначалу они не поддавались чарам, но постепенно теряли всю свою невозмутимость, загадочно улыбались бабочками и горячо уверяли, что под черствой оболочкой прячутся белые и нежные манишки. Когда обоюдное соблазнение заходило чересчур далеко, музыка обрывалась, отрезвляя надменной тишиной несостоявшихся любовников. Те, враз понурившись, раздраженно царапали паркет, покидая его пределы. В опустевшее пространство вплывали новые пары, и все начиналось сначала.

Жеманство европейских танцев сменил разнузданный, лишенный каких-либо условностей и правил приличия вихрь жгучей смеси из румбы, самбы и пасадобля. Прозрачные, укороченные сверх всякой меры накидки, не стесняясь, показывали интимные части туалета, предлагая познакомиться с ними поближе. Брюки не преминули этим воспользоваться. Виляя из стороны в сторону, они безо всякого двуличия показывали, что намерены сделать. Но когда казалось, что костюмы сольются в единый наряд, музыка вдруг одумывалась и, не доводя дело до греха, давилась тишиной.

Зинаида Алексеевна упивалась зрелищем, недовольно морщась, когда тот или иной элемент, по ее мнению, выполнялся не совсем чисто.

– Ну, куда ты в полноги пошла?! – изредка шептала она себе под нос. – Выписывай кренделя, медведица! Никогда у палки не стояла что ли?! Закрытую перемену давай, теперь шасси, хезитейшн…

– Бабка-то с дуба рухнула! – услышала она прорвавшиеся сквозь звучавшую музыку слова, раздавшиеся совсем рядом.

Ее зрачки, не желая утруждать работой шею, метнулись в уголки глаз и сумели заметить, как кто-то в синем свитере подался к кружевной блузке.

– Совсем того уже! – вновь донеслось до Зинаиды.

Женщина пожала плечами: откуда невеждам, не причастным к таинственному миру танца, знать его особый неповторимый язык.

Объявили получасовой перерыв. Наступило время уборки, и на паркет вышла Зинаида. Меряя ширину танцпола короткими шагами, она протирала его потускневший глянец, то и дело натыкаясь на туфельки и ботинки тренирующихся пар.

Беззлобно жалуясь своему носу, женщина доставала с полок своей памяти куски выступления и прокручивала в голове.

– Танцевали сегодня хорошо, хотя без ошибок, как всегда, не обошлось, – размышляла она. Мне бы скостить годиков тридцать – я бы показала этой молодежи, как нужно.

Зинаида Алексеевна лукавила сама перед собой. Никогда она не выступала перед публикой ни на каких соревнованиях, да и танцам не училась. Во Дворце спорта, где она малевала шваброй узоры на пыльном полу без малого двадцать годков, имелась школа хореографии. Ходили в кружок преимущественно девушки, с кавалерами же была проблема.